С античных времен, а то и раньше, человечество неоднократно предпринимало попытки определить соотношение “ценного” и “благого”, отделив термин “полезный” от понятия стоимости. Потом еще тысячелетия философы спорили, как все это взаимосвязано и связано ли вообще. К примеру, в теории “парадокса ценности” (известной, как парадокс алмазов и воды) поясняется - несмотря на то, что вода для человека намного нужнее, чем алмазы, цена последних гораздо выше - ведь добыть воду пока еще легче, чем драгоценные камни. Впрочем, речь не идет лишь о чем-то материальном. О том, почему нельзя заплатить за то, что не имеет цены, рассуждает антрополог Дэвид Грэбер в книге “Bullshit Jobs.”

Экономисты измеряют ценность в термине “полезность”. Степень же пользы определяется тем, насколько нужен тот или иной товар (или услуга). К примеру, когда кто-нибудь решает построить мост, он предполагает, что через него люди будут ходить на другой берег реки - к родственникам, за покупками, летними вечерами любоваться луной.
Но тот же самый мост может быть построен в месте, которое не заселено или просто нет надобности в переходе. (Что и делается в подавляющем большинстве на бюджетные деньги - тогда строители называют свою работу “дрянной”)
Или, например, одежда. Помимо чисто практической функции - прикрыть тело от холода и жары, она выполняет еще одну важную функцию - сделать вас красивее. Но почему одно платье отвечает требованию, а другое - нет?
Экономисты обычно говорят, что это дело вкуса, и их науки никак не касается.
Дэвид Грэбер уверен - это не так. Люди всегда руководствуются не только необходимостью (перейти реку или защититься от холода), но и религией, семейными традициями, культурой в целом.
Когда бедняки залезают в долги, чтобы устроить свадьбу дочери или послать ее учиться в престижный ВУЗ, обязаны ли они это делать? Они чувствуют, что да, должны.
Когда мы приходим в супермаркет или ресторан, руководствуемся ли мы лишь калорийностью, отсутствием якобы вредного элемента (типа лактозы или глютеина) и рекомендациями диетологов?
Впрочем, экономисты из мейнстрима считают, что не нужно опираться на то, что люди должны хотеть (вкусную еду, качественную одежду и комфортные дома). Лучше принять, что они хотят - к примеру, палки для селфи и двухсотдолларовые носки. Даже если ни то, ни другое не делает их жизнь лучше.

Меняя деньги на кусок, допустим, хлеба, мы платим за усилия, которые требовались, чтобы его испечь. И за пшеницу, которую тоже кто-то вырастил. А если чья-то буханка вкуснее и стоит дороже, но ее покупают, то люди платят за мастерство и за лучший результат.
Но говоря, что вся ценность исходит от труда, нельзя, тем не менее, утверждать, что любая работа производит ценность. Когда какой-то товар делает делает людей жирными и уродливыми, (или просто невкусен), и лишь куча рекламных экспертов искусственно создает “повышенный” спрос, считать ли подобный продукт “улучшающими жизнь?”
На обслуживание всевозможных конференций, корпоративов, маркетинговых исследований, встреч “ведущих лидеров” и их свит тратится невероятное количество средств. Но можно ли прибылью отелей, авиакомпаний и ресторанов оправдать бессмысленность одних и тех же речей: “мы должны проявлять солидарность” и “поддерживать корпоративный дух”?

Стив Кин, автор бестселлера “ Развенчание экономики” уверен, что “экономика мейнстрима продемонстрировала - она неспособна к самообновлению, будучи скорее верой, чем наукой. В современном обществе сложилась нездоровая монополия. Неоклассический подход безраздельно доминирует в обучении, исследованиях, консультировании властей и общественной дискуссии. Многие другие направления, которые могли бы предложить полезные идеи, оттеснены на обочину и замалчиваются. Вопрос не в том, чтобы сравнивать, какая теория лучше, а в том, что научный прогресс невозможен без широких дискуссий. Внутри экономической теории такой дискуссии не ведется. Поэтому общество оценивается с точки “кривых безразличия”, которые “хорошо себя ведут” и которые подчиняются “закону спроса”. Мэйнстрим моделирует экономику, как будто в ней существует один человек, которого они описывают обобщенным термином “репрезентативный агент”. Это опасная выдумка - ведь никакое общество не сводится к безликой массе. Но всевозможные официальные “эксперты” притворяются, что все нормально, и можно продолжать вести дела как раньше, несмотря на эти (и многие другие) ошибки. Лишь небольшая часть обратилась к альтернативным теориям, таким как теория сложности или эволюционная экономика. К сожалению, неинформированное большинство верит, что первая секта является носителем настоящей религии, а члены второй предали веру. Классические экономисты, такие как Смит, Рикардо и Маркс, разделяли общество на классы и рассматривали, какая экономическая политика будет выгодна тем или другим. Потом понятие классы было выброшено из экономики и заменено концепцией кривых безразличия, где “один размер подходит всем”, начиная от беднейшего сомалийца до самого богатого американца. Но, складывая вместе “рациональных” потребителей, мы получаем “иррациональный” рынок”.

И тут мы опять подходим к теории ценности. Можем ли мы определить, что действительно делает нашу жизнь лучше, а что лишь провозглашает? Что является продуктивным, а что бесполезным трудом?
Маркс считал, что капитал получает выгоду из добавочной стоимости - и это продуктивный труд. Все остальное - к примеру, воспитание и обучение детей - с точки зрения буржуев, конечно - может быть оправдано лишь тем, что растет новая смена будущих работников. Таким образом материнская любовь и труд учителя не имеют никакой иной ценности, кроме воспроизводства рабочей силы.
Интересно, что те, кто сегодня называют себя либералами, думают так же. Когда какой-нибудь владелец кофейной фабрики спонсирует гей-парад, польза - с его точки зрения - заключается в том, что он представляет себя на другом уровне - защитника прав человека. И хотя его собственные работники трудятся в тяжелейших условиях за гроши,
проведение гей-парада считается “нашими ценностями”.

Мы - люди - называем красоту, творчество, семью, дружбу ценностями (во множественном числе) потому, что все это невозможно не только пересчитать деньгами, но даже сравнить. Да, мы говорим, что одна картина красивее другой. Но насколько? Рембрандт в два раза лучше Моне, а этот монах молится в пять раз усерднее вон того?
Нет ни одной математической формулы, определяющей - насколько лучше нарушить закон, но сохранить милосердие и справедливость. Люди решаются на это во все времена, но как подсчитать стоимость их поступков, если они бесценны?

В реальной жизни материальные и духовные мотивы так тесно переплетаются, что их невозможно разделить. Если талантливый скульптор благодаря своим произведениям однажды разбогател, значит ли это, что он создавал их ради денег?

“Люди отдают свое время работе по двум причинам - пишет Дэвид Гербер - оплатить счета и сделать что-нибудь полезное, хотя бы пыль с полок в супермаркете протереть.
Но нет ничего более саморазрушающего, чем тупо выполнять бюрократические или корпоративные правила вопреки собственной воле. Олицетворять машину, которую презирают, значит, самому стать монстром. Как в фильмах ужасов - вампиры, зомби и роботы стремятся не просто разрушить или убить, им требуется превратить людей в свое подобие. Так и происходит. Современная догма гласит - работа сама по себе добродетельна, поскольку высшей мерой успеха человечества является способность увеличивать мировое производство товаров и услуг. Проблема в том, что становится все очевиднее: если мы будем идти дальше по этому пути, мы, вполне вероятно, уничтожим вообще все. Гигантская машина долга, судя по всему, натолкнулась на свои социальные и экологические пределы. В последние полвека навязчивое стремление капитализма изобретать способы собственного уничтожения вылилось в сценарии, которые угрожают уничтожить заодно и весь мир. И нет оснований думать, что это стремление когда-нибудь сойдет на нет. Главный вопрос сейчас заключается в том, как изменить ситуацию и начать создавать общество, где люди смогут жить лучше, работая меньше.
Я хотел бы закончить добрыми словами в адрес “ленивых” бедняков. Они хотя бы никому не причиняют вреда. Проводя свободное время с друзьями и семьей, радуясь жизни и заботясь о тех, кого они любят, они, возможно, меняют мир к лучшему больше, чем мы замечаем. Ведь между наемным трудом и рабством есть - и всегда было - сходство: не важно, продали ли вас или вы сами сдали себя в аренду, ваша личность теряет всякое значение. Главное, чтобы вы были способны понимать приказы и делать то, что вам говорят”.