Почему люди сочиняют так много анекдотов о бюрократах, в которых последние предстают бестолковыми идиотами? Единственный ответ, который никогда не берется в расчет, состоит в том, что они просто описывают реальность. К примеру, самый грандиозный научный проект XXI века под величественной шапкой Big science - “геном человека” - обошелся в три миллиарда долларов, десятки тысяч сотрудников усиленно занимались им в пяти странах мира, но единственным результатом стал давно известный факт, что наши гены ничем не отличаются от имеющихся у шимпанзе. То же самое происходит во всех научных исследованиях. Не найдено ни одного критически важного лекарства, зато громадные средства вложены в рекламу транквилизаторов и антидепрессантов.
О том, почему мы так и не изобрели телепортацию, увязли в “корпоративной культуре”, работой называются всевозможные “ наши миссии” и “наше видение”, демократия обозначает бюрократию, мечты не исполнены, а реальность превратилась в плохую имитацию, рассуждает антрополог Дэвид Гербер в книге “Утопия правил”.


Самый верный способ остановить прогресс в любой области человеческой деятельности - это единомыслие и контроль. “Железный закон либерализма или эра тотальной бюрократии” - так антрополог характеризует ситуацию, в которой мы все оказались.
Если еще в середине прошлого века бюрократия воспринималась как зло, и считалось необходимым с ней бороться (проводились научные исследования, снимались фильмы, печатались книги в стиле Кафки) то постепенно обсуждение этой проблемы стало табу.
Мы подняли руки, закрыли глаза и привыкли считать, что все идет именно так, как и должно быть. Не заниматься бизнесом, а тратить большую часть времени на соответствие регулированиям, не учить детей размышлять, а гнаться за “правильным” аттестатом, лечиться не у врачей, а в “системе здравоохранения”… У нас даже нет выбора как у потребителя - в магазинах мы покупаем лишь то, что одобрено и разрешено неведомыми инспекторами. Все это, естественно, подается под соусом заботы - о нас, демократическом большинстве.

Австрийский философ и аристократ Людвиг фон Мизес еще в 1944 году в книге “Бюрократия” предупреждал - государственное регулирование не имеет никакого отношения к свободному рынку, решение социальных проблем административными методами приведет к прямо противоположному результату, а бюрократическая система распределения благ через одно-два поколения закончится фашизмом. Естественно, он был подвергнут остракизму. Что, впрочем, не помешало этим предсказаниям сбыться.
По словам бывшего американского президента Рональда Рейгана, самые страшные в английском языке слова: “я из правительства и я здесь, чтобы помочь”.

Более того - появление и разрастание современных корпораций привело к тому, что бюрократические правила администрирования сперва распространились на частный сектор, а потом государство и крупный бизнес слились. Многочисленные CEO даже не думают о качестве товара, производимом их компанией. Распределение прибыли среди инвесторов, “исследования” индекса бирж, создание портфолио и проведение маркетинга - в этом состоит их задача. Плюс свои интерес имеют военные, которым тоже не хочется терять финансирование. К примеру, все security messages, которые взяли на вооружение бюрократы многих стран, скопированы из инструкции Пентагона.

К сожалению, сделать из подобных “научных достижений” новую религию, которая скрепила бы общество, бюрократии не удалось. Наоборот - она поставила человечество на грань великого исторического перерыва.
Как давно написал американский экономист Джон Кеннет Гэлбрейт: “если вы создаете фирму, чтобы производить парфюмерию, молочные продукты, ботинки или фюзеляжи для самолета, то вы концентрируете усилия на том, чтобы все эти товары были лучше качеством и их покупали. Если вы думаете только о том, что принесет больше денег акционерам, то, несмотря на многочисленные совещания, отчеты и заполнение форм, вы не производите ничего”.
Чтобы скрыть этот несомненный факт, корпоративно-бюрократическая система пытается себя романтизировать. Мол, мы все вместе (почасовые работники, менеджеры и инвесторы”) идем к светлому будущему и процветанию фирмы. Героические СЕО соревнуется в том, кто наймет быстрее и больше сотрудников. От которых, в свою очередь, требуется только одно - лояльность и преданность. Процесс выполнения приказа становится значимым сам по себе, а результат не имеет значения.
При этом “страшной военной тайной” являются вовсе не коммерческая информация, а имена инвесторов - живых людей среди них нет: банки, фонды, ЕС, ВТО, ООН и прочие госструктуры. В которых, кстати, большая часть персонала - чьи-то родственники.
Бюрократическая система расползается, как синее пятно в чашке Петри: появившись в финансовых районах, она проникает в залы заседаний, в правительственные учреждения и в университеты и, наконец, заполняет все места, где собираются для обсуждения распределения хоть каких-то ресурсов.
Сложился новый язык, состоящий из пустых терминов: “ви́дение”, “заинтересованное лицо”, “лидерство”, “инновации”, “стратегические задачи” или “передовой опыт”.

Антропологи изучили явления, посвященные культу сертификатов, лицензий и дипломов в бывшем колониальном мире. В странах типа Бангладеш, Тринидада и Тобаго или Камеруна, находящихся столетия назад в плену наследия колониального владычества и собственных магических традиций, официальные удостоверения считались чем-то вроде материального фетиша - волшебных объектов, придающих силу без какой-либо связи с реальными знаниями, опытом или навыками, которые они должны отражать.
Начиная с 1980-х годов настоящий взрыв сертификатов произошел и в «передовых» странах. К примеру, в 1971 году университетский диплом был у половины журналистов. Сегодня этот показатель составляет почти сто процентов, так как во многих изданиях его требуют. И это при том, что у самых известных журналистов его никогда не было.
Способности без диплома вообще теряют в цене. В каждой сфере деятельности, раньше считавшейся искусством, теперь требуется формальная профессиональная подготовка и сертификат о завершении обучения. Эти меры навязываются - как и все бюрократические меры - под предлогом создания честных, безличных механизмов. Хотя на самом деле это откровенное мошенничество. Например, когда кредиторы и разработчики программ подготовки совместно требуют от правительства, чтобы, скажем, все фармацевты отныне сдавали какой-нибудь дополнительный квалификационный экзамен. Это извлечение прибыли облекается в язык правил и предписаний, но не имеет ничего общего с верховенством закона.
Да и правовая система в целом при разрастающемся числе регулирований и правил, становится все так же увеличивающимся произвольным извлечением отрывков, но не соблюдением законов.

Считается, что при демократии нет личных привилегий. Однако существуют функциональные привилегии и привилегированные функции. Деятельность чиновников в соответствии с занимаемой должностью регулируется и защищается “государственным законом”, и таким образом, они занимают привилегированное положение по сравнению с людьми, действующими всего лишь на основании “гражданского права”. В частности, государственным чиновникам разрешается финансировать или субсидировать собственную деятельность через налоги. То есть, они могут принимать участие и жить за счет того, что в частных отношениях между субъектами гражданского законодательства запрещено и считается “воровством” или “незаконными доходами.”

…Если вы слышите, что кто-то говорит о “свободном рынке”, оглянитесь вокруг в поисках человека с оружием. Он неподалеку. Демократия не отменяет эксплуатации и насилия. Напротив, эксплуатация становится недальновидной - вдруг в следующий раз не выберут! - а насилие - всеобъемлющим. Ведь тотальная зарегулированность делает нашу жизнь настолько неудобной, что соблюдение всех корпоративно-бюрократических правил возможно только под угрозой наказания.

В современных промышленных демократиях законное применение насилия поручено тем, кого обозначают эвфемизмом “правоохранители”, прежде всего, полицейским. Лишь очень небольшая доля того, чем занимается полиция, связана с правоохранительной деятельностью и вообще с какими-либо уголовными делами. То, что обычно должны решать (и решали!) люди между собой - шумят соседи, в общежитии дерутся однокурсники - сейчас делает полиции. Она же выдает ID карты, автомобильные права, проверяет документы, на улицах и в помещениях расставлены камеры наблюдения, женщины и мужчины в формах охранников всюду вокруг нас - в школе, супермаркете, в больнице или в баре.
Нарушением считается все - “незаконное” использование библиотечной карты, продажа в ресторане закрытой бутылки вина (как в Финляндии) или посылка email в не входящий в инструкцию банк.
Все корпоративно-бюрократические цифровые системы, сайты государственных услуг, электронные заявления на визы или кредит преподносятся как технический прогресс, но на самом деле это еще один способ регулирования и наказания.
Или интернет - сам по себе он независим, и его можно использовать для распространения как правды, так и лжи. Он наделил нас небывалыми возможностями попытаться избежать государства, но он также предоставил последнему небывалые возможности для шпионажа.
Тем же целям служат и социальные сети, приложения к смартфонам и вообще все, что обозначается модным словом “маркетинг”. Нас - как покупателей товаров или услуг - уже не спрашивают, хотим ли мы, к примеру, заменить один солнцезащитный крем на другой - более “продвинутый”, пользоваться китайским калькулятором вместо простой и удобной системы кодов и не иметь возможности купить билет у водителя в трамвае Хельсинки. Мы вынуждены подчиняться “инновациям”, которые не имеют никакого смысла и в глобальном плане топят капитализм как таковой.

По мнению антрополога, “предпринимая любые попытки повлиять на действия других, вы должны хоть немного понимать, что это за люди, что они о вас думают, чего они хотят в данной ситуации, что им нравится и что их отталкивает и так далее. Ударьте их по голове посильнее, и все это потеряет значение. Именно поэтому насилие является излюбленным оружием тупиц”.
Корпоративная бюрократия скучна и тупа. Она спекулирует “миссией, видением и эффективностью”, но чего она хочет достичь? Что конкретно представляют эти расплывчатые ценности? К примеру, нас призывают зарабатывать как можно больше денег, но никто не объясняет, что мы должны делать с этими деньгами потом?

Впрочем, самое опасное, по мнению Дэвида Гребера, это то, что административные императивы становятся не средством, а концом технологического развития. На протяжении десятилетий развитые страны убеждают своих жителей - мы больше не можем ожидать великих открытий, даже если от этого зависит судьба планеты.
Корпоративная бюрократия не просто схематизирует и обезличивает (ни одна форма для заполнения не может отразить всех нюансов реальной жизни) - она под страхом наказания заставляет нас подчиняться и не принимает никаких аргументов.

Компьютерные технологии обезличивают нас еще больше. Если свидетельство о рождении, выданное лет сто назад в каком-либо американском штате или английском графстве, было, в принципе, одинаковым (для графства или штата), то все равно оно было выписано каллиграфическим почерком, со специальным гербом и живой подписью человека. Сейчас нейтральный алгоритм выдает совершенно одинаковые тексты, что, в общем-то, лишает событие его радостного смысла.

Если взять в качестве примера литературных героев, то наркоман Шерлок Холмс раскрывал преступления, уже совершенные против людей. Здоровый накачанный Джеймс Бонд - абстракции, которые могут быть совершены против интересов государства.
Хотя ни в науке, ни в международном праве не существует единого и общепризнанного определения понятия “государство”. Один из немногих документов, дающих определение этому слову в международном праве - конвенция Монтевидео, подписанная в 1933 году лишь несколькими американскими странами. Именно поэтому президент, к примеру, Франции, может иметь свои интересы. А Франция как государство - нет.

В английском языке слова “Play” и “Game” переводятся одинаково - игра. Разница, как всегда, в деталях. В “Game” нет никакого творчества, она ведется строго в установленных рамках - старт, марш, за “поля” не выходить, больше, чем положено, не играть, нажимать кнопку только по заранее прописанным компьютерным разработчиком правилам. Люди играют в games потому, что считают - если следовать всем правилам, то ведь можно и выиграть!
Бюрократия создает games – просто ничего увлекательного в них нет. Она определяет и регулирует каждый аспект нашей жизни - какие лекарства пить, как работать, сколько времени, когда приходить и уходить, какое вино и где употреблять, какого размера должны быть евросоюзовские огурцы, как воспитывать и учить детей, какую рекламу мы должны видеть на улицах… словом, она заменяет нашу жизнь очень скучной компьютерной игрой по инструкциям, которые нельзя ни понять, ни объяснить.

У “Play” - в отличие от “Game” - правил нет. К примеру, никто не запретит вам представить, что робот-бюрократ, организация или система - это дракон. Он мешает вам получить свою принцессу и стать счастливым. Убейте его. Это тяжело - он громаден и кажется могущественным и сильным.
Но вы не один. Вы можете призвать на помощь фей, эльфов, троллей, использовать магические обряды и заклинания… Вы не первый и не последний герой. Ведь этот дракон больше всего на свете боится приключений и творческих игр - они ему попросту недоступны.