“История - великий учитель, и мы думаем, что каждое из событий, потрясших человечество, можно было предсказать, обратив внимание на тревожные звоночки и цепочку событий, которые к ним привели, - пишет в своем исследовании под названием “Смерть денег” американский юрист Джеймс Рикардс. - Но мы предпочитаем их не замечать, так как опираемся на догматические концепции явлений, которые сформировались в прошлом. Однако в какой-то момент они теряют свою актуальность”. Сейчас это в полной мере относится к тому, что мы называем словом деньги. Специалисты по биржевому анализу абсолютно неэффективны в деле обнаружения рисков, масштаб которых выходит за пределы истории, а регулирующие структуры пытаются решить проблемы исключительно с помощью иерархического подхода и планирования. Хотя научно доказано, что любая закономерность имеет тенденцию разрушаться, как только с целью контроля на нее оказывается давление.

В глубинах сотен веков обычно теряются истинные цели и смыслы человеческих изобретений. К примеру, паранджа, которой мусульманские женщины закрываются, “чтобы не увидели чужие”, когда-то была придумана как травяная маска, защищающая лицо от сухого ветра пустынь и пыльных бурь. Для мусульманских мужчин считалось неприемлемым иметь золото даже в виде кольца - считалось, что гордость и достоинство состоит в храбрости и умении защитить слабых. Или как никогда актуальное понятие “долг”. Древнегреческие философы считали, что “должно воздерживаться от дурных деяний, так как совершающий несправедливость несчастнее страдающего”, а Иммануил Кант называл долгом “необходимость поступка из уважения к нравственному закону”.
И уж, конечно, не избежали потери смысла деньги. Придуманные исключительно ради нашего удобства, они обросли мифами, а их суть - быть всего лишь универсальной счетной единицей и средством платежа - полностью забылась. Богатство - то есть, остаток того, что превышает жизненные потребности человека - стало самоцелью и мерой могущества. И даже трагические истории про злосчастного царя Мидаса или жадного раджу из “Золотой антилопы” отнюдь не всегда останавливают нас от тяги к накопительству все большего количества счетных единиц. Вполне вероятно, что причиной подобной зависимости стал выработавшийся рефлекс на условный знак, когда биологическое удовлетворение потребностей (к примеру, жажды или голода) подменяется иллюзией. И именно эта подмена приводит к формированию патологического очага возбуждения - ведь реального насыщения нельзя получить от нечто, не существующего в реальности.

Неизвестно, когда конкретно всеобщая система коллективного доверия, основанная на психологической конструкции, обернулась к своим создателям темной стороной, почему мы решили, что сами деньги есть ценность, а обладание ими ввергло очень и очень многих в серьезное душевное заболевание. Но уже две с половиной тысячи лет назад когда актер, играющий главную роль в трагедии Эврипида, произнес со сцены слова “превыше блага для людей, чем деньги, нет” и “лучше быть мерзавцем - лишь бы богачом прослыть”, зрители вскочили и попытались прогнать его со сцены.

Возможно, замена смысла произошла с появлением золотых монет. Почти семьсот лет до нашей эры царь западной Анатолии приказал изготовить стандартного вида кружочки, на которых сообщалось - сколько в них драгоценного металла, какой правитель их выпустил и что именно он ручается за их подлинность. Знаки и надписи указывали точную стоимость каждой монеты, что выгодно отличало их от просто слитков, и сделало возможным развитие торговых сетей, международных рынков и в целом того, что сейчас называется “экономической политикой”. (То есть, определением с помощью количества денежных знаков стоимости любого действия - в том числе, научных изобретений, произведений искусства и в целом всего процесса творчества).
Ведь пока деньгами служили козы, шкуры пушных зверей, рис или раковины их трудно было увязать с политическими, социальными и идеологическими системами. Хотя взаимная вера и наделяла все это полезностью - так как на них можно было обменять необходимые товары - гонять туда-сюда стада баранов и коров оказалось не слишком-то удобно, а “лишние” тонны ячменя прорастали и портились.
Поэтому долговечный металл стал всеобщим материальным эквивалентом коллективного воображения. А серебро и золото к тому же красиво. Но так как монеты именно поэтому могли в любой момент отобрать разбойники, то купцы придумали отдавать их на хранение золотых дел мастерам. Те в обмен выписывали квитанции, которые в итоге сами стали деньгами, а мастера - одними из первых банкиров.

Что до витруальной (цифровой) валюты, то считается, что ее придумал основатель DigiCash Inc. Дэйвид Чаума, написав в 1992 году в журнал Scientific American статью под названием “В поисках электронной анонимности”. Впрочем, его компания так и не получила доверия потребителей, ей пришлось обанкротиться.
Но все сегодняшние системы цифровых денег работают на тех же принципах.
Банкиры вместе с правительствами призывают нас отказаться от “грязных” наличных - на них, мол, вирусы, криминал, уход от оплаты налогов - и полностью перейти на электронные. Ведь удобно-то как! Одним нажатием кнопки на смартфоне можно хоть ночью, хоть днем расплатиться за гамбургер, ботинки, виллу на тропическом берегу, проспонсировать любое демократическое (или, наоборот) движение, организацию или будущего президента. Но у многих ли из нас действительно совсем нет времени, чтобы пару раз в месяц сесть за компьютер и оплатить счета?
При этом банки берут комиссию за любую транзакцию плюс ежемесячную плату “за обслуживание”. Хотя на самом деле используя приложения, коды и калькуляторы мы делаем то, что в общем-то должен делать сам банк: оплачивать по нашему поручению квартиру, переводить средства с одного счета на другой и при необходимости делать выписки.
Но сегодня мы - как индивидуальные клиенты - перестали быть банкам интересны.

Мы предполагаем, что электронные деньги, имеют такую же ценность, как и наличные. Что вовсе не так. Термин “электронные деньги” применяется к широкому спектру платежных инструментов, которые основаны не на материальном обеспечении (будь то слиток золота, коза, поле риса, дом или завод) а исключительно на “технических” решениях. Последних так много, что на сегодняшний день в мире нет единого описания цифровых денег, которое (как в случае с монетами или банкнотами) определяло бы их экономическую и правовую суть. Что до их полной сохранности и безопасности, то это большой вопрос. На данный момент ни одна электронная система не защищена на сто процентов от взлома. Кроме того, смартфон может разрядиться где-нибудь в сельской местности, вы не сможете оплатить проезд на автобусе или такси. А что будет, если отключится интернет или электричество?

- “Сила “эффекта богатства” обсуждалась не одно десятилетие - пишет Джеймс Рикардс - но теперь экономисты сомневаются, что этот эффект вообще существует. Ведь хотя в теории растущие цены на акции увеличивают потребление, на практике происходит все наоборот. И пока мы испытываем незаслуженное доверие к тому, что центральные банки спасут ситуацию, они окончательно обрушивают наши рынки”.

Слово “рынок” порождает множество образов - начиная от доисторического обмена товарами, ярмарок средневековых городов и до современных цифровых бирж со ставками, возникающими со скоростью наносекунды и сходящимися в компьютерном облаке. Рынки - это места, где продавцы и покупатели встречаются для обмена товаров и услуг.
Но есть и более глубокий смысл. По сути, рынки ориентированы на обмен информацией касательно цен. И когда купец или трейдер выяснит рыночную цену, другие могут использовать эту информацию, чтобы, к примеру, увеличить (сократить) количество товаров, нанять (уволить) работников или отправиться на другой конец света и продавать свою продукцию там.

При этом информация имеет гораздо более высокую стоимость, чем лежащие в ее основе транзакции. Именно это позволило акционерам многих компаний стать миллиардерами. Как может венчурный капиталист или инвестор оценить ставки в предприятии, создающем абсолютно новый продукт? Никак - они этого не знают. И только информация о прошлых высоких прибылях или частых убытках дает сторонам прогноз.

Который, впрочем, ошибочен, так как зависит от очень многих случайностей.
Они могут быть как реальными (засуха, наводнение или пожар) так и выдуманными. К примеру, какая-нибудь секретарша, уволенная из ВОЗ, может рассказать журналисту в баре, что кофе признан чрезвычайно вредным: он вызывает целый букет болезней. Падкие на плохие “новости” репортеры вынесут ее сказанные от обиды слова на первые полосы, цены на кофе упадут, пусть и кратковременно. Цены на бумаги кофейных компаний тоже.
Фальшивая “пандемия” обрушила не только продажи зарубежной недвижимости, билетов на самолеты и в целом туризм, но и акции соответствующих фирм. Впрочем, в самом крайнем случае владельцы все-таки могут продать отель, дом или самолет, хотя бы и очень дешево.
В сфере же услуг - особенно “цифровых” - ситуация вовсе мутная. Как, к примеру, определить хотя бы приблизительную стоимость весьма расплывчатого сервиса Facebook, Microsoft, Google, Сбербанка, Nordea, Uber, Amason или любой международной корпорации по доставке еды? Сколько именно стоит сам алгоритм? При условии, что нет читателей, пользователей, владельцев смартфонов, рекламодателей, пассажиров и покупателей?
Взять, к примеру, Facebook. В 2011 году IPO (то есть, первую публичную продажу акций) оценивали в 100 миллиардов долларов. Откуда они взялись? Да с потолка - цифру сообщило агентство CNBC со ссылкой на “неназванные источники”.
Цель подобного “пиара” вполне понятна - завлечь инвесторов и рекламодателей. Но сейчас, когда последние уходят, долго ли удастся ли акционерам Facebook оставаться богачами? И действительно ли отказ Unilever, Starbucks, Verizon, Honda, Hershey, Coca-Cola и прочих “гигантов” объясняется беспокойством о том, что жизни черных тоже важны? Или выяснилось, что promotion в соцсетях не дает той материальной отдачи, на которую рассчитывали рекламодатели?

За триста пятьдесят лет существования акционерных обществ (самые большие из которых сейчас называются корпорациями) было достигнуто немало хорошего. К примеру, купцы могли “скинуться”, снарядить корабль или построить городской рынок - что одному торговцу было не под силу. С другой стороны, еще в 1715 году этим же изобретением воспользовался печально известный Джон Ло. Некто вроде тогдашнего Сороса, он сыграл на плачевном состоянии французской казны и поддержке герцога Орлеанского, организовал Миссисипскую компанию, которая процветала до тех пор, пока вкладчики не начали требовать обещанные доходы. Когда выяснилось, что на всех акционеров обещанного дохода не хватит, разразился скандал, приведший к закрытию LTD. И как считают некоторые историки - в итоге к Французской революции.
В любом случае при оценке акций создается информационная асимметрия, когда одна сторона обладает большей информацией, которую, к тому же, невозможно проверить.
Американский экономист Джордж Акерлоф был награжден нобелевской премией как раз за статью, описывающую эту неопределенность. В качестве примера он привел рынок подержанных машин, где продавец совершенно точно знает - хорошо или плохо работает его автомобиль, а покупатель - нет. Это неравенство информации предопределяет враждебность поведения, когда покупатели будут априори считать, что все машины плохие, и занижать цену, а продавцы ее завышать или вообще отказываться от продажи. В итоге рынок подержанных машин может вообще исчезнуть, так как обе стороны слишком расходятся в цене.

…Правительства и банки привыкли оценивать “прибыль” с помощью ВВП - макроэкономического показателя, отражающего рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, произведенных в стране за определенный год. На самом деле он не говорит ничего о человеческом развитии или пользе для общества. Тем более, что значительная часть “прироста” ВВП обеспечивается за счет роста капитализации финансовых рынков, которая может обвалиться в течение нескольких дней или даже часов.
Впрочем, другие способы использования денег в качестве механизма контроля эффективности экономического управления также вводят нас в заблуждение. Хотя бы потому, что значительная часть денежной экспансии центральных банков призвана рефинансировать неэффективные бюджетные расходы. А то, что осталось, используется для спекуляций в финансовом секторе и выдаче потребительских кредитов тем, кто лишился своих сбережений из-за действий регулирующих органов. В итоге при ускоренном росте денежной массы каждый созидательный гражданин становится беднее, а выгодоприобретателями являются те же правительства, банковская система и ее привилегированные клиенты.
Для всех остальных создается иллюзия, что мы все можем жить за пределами нашего дохода. Хотя наш доход - только то, что мы производим. Увеличить количество денег очень легко, но невозможно одновременно с этим увеличить и количество товаров.

Подавляющее большинство политиков недальновидны настолько, что не видят в этом никакой проблемы, - уверен Джеймс Рикардс. - Они берут займы вовсе без намерения их погасить. Правительства наращивают ненужные расходы, их ответ на любой дефицит бюджета заключается просто в том, чтобы выпустить больше денег. В итоге общество потребления стало местом отъема благосостояния, а не его создания. Рынки больше не выполняют настоящих рыночных функций. Рука “ученого”, зависимого от правительственных грантов, или рантье заменили невидимую руку купца и предпринимателя. При этом банкиры контролируют цену денег и таким образом косвенно влияют на все рынки мира. Хотя на самом деле крупные банки не являются необходимой частью. А деривативы (то есть, соглашения, где количество обязательств никак не связано количеством базового актива) вообще ни на что не годятся - кроме того, чтобы обогащать банкиров путем непрозрачного ценообразования и сбивать с толку инвесторов посредством внебалансового бухгалтерского учета. То же самое относится к красивым непонятным терминам как “опционы, свопы, фьючерсы”. “Регуляторы” лишь увеличивают опасность, так как вся система сбилась с курса, и модели управления рисками дефектны.

В 2014 году профессор Цюрихского университета Марк Шенэ посвятил научную работу проблемам гипертрофии финансового сектора в современных странах, назвав ее “Перманентный кризис. Рост финансовой аристократии и поражение демократии”.
Анализируя положение в различных национальных экономиках, он пришел к выводу, что финансовая сфера существует по законам “казино” и действует в ущерб экономике и общества в целом.
Несмотря на триумфальные годовые отчеты, обнадеживающие заявления, хорошие отметки, выдаваемые рейтинговыми агентствами и тысячи страниц регулирующих документов, задолженности остаются ни с чем не соразмерными, а “вознаграждение” руководителей банков - скандально высоким и экономически неоправданным. Финансовая олигархия продолжает кутить на широкую ногу. «У Goldman Sachs номинальный объем деривативов в 48,9 триллионов долларов в 2017 году составил 53-кратный размер баланса, в 568 раз превысил их собственные капиталы и в 2,5 раза ВВП США. Деривативы Citigroup равняются 45,7 тысячи миллиардов долларов: это их 25-кратный баланс и 227-кратный объем собственных капиталов. За последние десять лет произошло бурное развитие так называемого “теневого банковского сектора” с компаниями, “слишком большими, чтобы обанкротиться”. Этот сектор абсолютно непрозрачен и представляет собой все более опасную силу. Он ввергает все общество в состояние перманентного кризиса. Крупные банки пользуются разнообразными преимуществами и многочисленными гарантиями, абсолютно противоречащими тем одеждам либерализма, в которые они рядятся”.
Финансовые лавины подстрекаемы жадностью, благосостояние больше не создается, оно просто изымается у других. И даже обвал мировых фондовых рынков не может поколебать всеобщую убежденность инвесторов в том, что политики и центральные банкиры не позволят случиться ничему плохому с их “заработанным” устойчивым односторонним доходом.

Впрочем, несмотря на эту “уверенность” эрзац денежной системы достиг финальной стадии. Происходящее сейчас отличается от того, что все привыкли видеть в прошлом, и подчиняется каким-то странным правилам, объяснить которые вряд ли под силу. Например, масштабный обвал на рынке акций США не привел ни к каким движениям на валютном рынке. Но когда кто-то что-то активно продает, капитал обязательно куда-то уходит. Сейчас он не уходит никуда, что странно и противоречит всем экономическим (да и природным) законам. При этом центральные банки не имеют ни малейшего представления о том, как выйти из этого кризиса. Все возможности прецедентной системы исчисления финансов уже исчерпаны, а думать и искать новые пути банкиры не умеют.

Что им остается делать? Только изо всех сил оттягивать глобальный финансовый обвал массированным применением совокупности всех имеющихся у них в распоряжении инструментов - отсюда и “пандемия”, и спонсирование “жизней черных”, и борьба с непокорным Трампом. Но ситуация зашла так далеко, что нет что уже нет никакого выхода без мощного взрыва. И хотя правительства отчаянно прибегают к помощи пропаганды, пытаясь сохранить общественный порядок, это работает только до тех пор, пока не вспыхнут массовые протесты.

Джеймс Рикардс уверен, что придумать решение проблемы не так уж трудно. Для этого всего-то нужно разбить все крупные банки на отделения, которые не настолько велики, чтобы лопнуть и вновь ввести золото в денежную систему, так как его нельзя уничтожить одним цифровым сообщением. Но ни одно правительство на это не пойдет - все его члены находятся в плену банковских взносов на политические цели. Точно также не будет введен безусловный базовый доход. Не потому, что бумаги жалко - купюры напечатать, а потому, что исчезнет необходимость во всевозможных “регулирующих и распределяющих”.

Не известно, чем закончится катастрофа, - считает Джеймс Рикардс. - Вероятнее всего, что скрытые издержки бумерангом вернутся к населению в виде очередной необходимости платить по чужим счетам. А банкиры уютно устроятся в своих особняках или на борту яхт, объяснив легковерным репортерам и подкупленным политикам, что они никак не могли предвидеть этот кризис.
Людям же останется свернуть всю экономическую активность и сесть на подачки в виде пособий. Или организовывать мелкие предприятия, скрытые от взоров “рыночных” манипуляций банков. Что, впрочем, сейчас уже делается.
Ведь если отбросить все эти дутые “ценности” и шелуху, называемую “правительственным регулированием”, и подойти к ситуации чисто с рыночной точки зрения, то окажется, что у человечества нет никаких экономических проблем. Фермер произведет ровно столько сыра, сколько нужно ему и его покупателям, ну может, чуть-чуть с излишком. Ему в голову не придет выливать “лишнее” молоко, чтобы не снижать на него цены - естественно, под страхом “антимонопольных” и прочих штрафов. Производители хорошей одежды перестанут сжигать “люксовые” плащи, так как они “из прошлогодней коллекции”, а бармен в Хельсинки сможет сделать клиенту коктейль в пропорциях, что нужны, а не тех, которые требует “финское законодательство”.

… Во время любой катастрофы деньги перестают быть универсальным средством обмена. После падения Римском империи жители региона пользовались бартером - в качестве замены обесценившихся монет, во время любых войн золото и бриллианты обмениваются на хлеб, в тюрьмах и концлагерях главной ценностью считаются сигареты.
Да и в целом - стоит случиться малейшему волнению, как самой надежной “валютой” становятся макароны, гречка, мыло, соль, сахар, лекарства…
К сожалению, только в период кризиса мы осознаем, что деньги вовсе не являются естественным продолжением нашей природы. И как только заканчивается взаимное доверие, миф об их могуществе - и даже необходимости - очень быстро развеивается.

Ирина Табакова

Уважаемые читатели!
В связи с тем, что по требованию финских бюрократов счет издателя "Новости Хельсинки"
(European values) будет закрыт 20 января, у вас есть еще две недели, чтобы поддержать независимую прессу
и самих себя.
IBAN: FI84 1745 3000 1810 00
BIC: NDEAFIHH