“Пустые карманы никогда не помешают нам стать теми, кем мы хотим быть. Помешать этому могут только пустые головы и пустые сердца”.

В отличие от философии, которая застряла на тех же вопросах, что и 2000 лет тому назад, мейнстримовская экономика создает иллюзию о том, что она “решает вопросы”. Считается, что мир современных денег, финансов, банковской системы организован согласно строгим, научно обоснованным принципам. Миллионы “популярных” книг написаны про то, как сидя в кресле заработать миллионы или про честный упорный труд, благодаря которому получится улучшить жилищные условия. Мы воображаем, что все, что нам нужно, мы знаем, а если чего-то не знаем, то узнаем по мере необходимости. Но желаем ли мы это узнать? Датский социолог Уле Берг попытался ответить на этот вопрос в исследовании “Как делаются деньги”.

Сложнее всего понимать те явления, которые мы принимаем за данность.
Взять, к примеру, язык. Это естественная часть нашего существования, но едва ли кто-то полностью понимает, что такое язык на самом деле.
Такой же парадокс с деньгами. Мы применяем их каждый день. Но откуда они берутся? Как появляются в мире? Кто создает деньги, используемые в экономических отношениях? Самый любопытный факт, что вопрос о природе денег - скорее помеха, чем необходимость. Сущность денег по большей части берется как данность, хотя они ничем не являются.
Есть ли у нас сегодня ответ на вопрос о том, что мы, собственно, имеем в виду под словом “деньги”? Никоим образом.
Но нас это даже не удивляет. Мы вполне довольны использованием денег, не понимая и не спрашивая, как они работают.
Если принять за истину утверждение, что “ничто есть то, у чего нет основания”, то она весьма подходит для анализа денег. И вместо того, чтобы попадаться в интеллектуальные ловушки вопроса “что есть деньги?” лучше задаться ответом: “как получилось, что деньги существуют?” Ведь пренебрегая вопросом о бытии денег, мы упускаем из виду условность и изменчивость их различных форм.

Выражение “делать деньги” имеет два значения. Первое, и самое очевидное, относится к обороту и распределению их в мире. Когда кто-то каждый день идет “зарабатывать”, на самом деле имеется в виду присвоение некого количества денег, уже обращающихся в экономике.
Вопрос “где взять денег” приходится задавать себе почти всем. И если одним они нужны для покупки еды, то для других именно количество денег определяет их место в обществе. А если воспринимать выражение “делать деньги” буквально, то оно означает процедуру, в результате которой это явление возникает и вводится в экономику.

Нильс Бор шутил, что однажды мы решим, что 2×2 равно 5, поскольку финансово мы только выиграем от этого. Как же можно отказаться от такой иллюзии?
Упрямство, с которым финансовые институты и финансовая теория не торопятся отказываться от своих фантазий и своей идеологической надстройки, является поистине удивительным.
Критическое положение в 2008 году назвали “финансовым кризисом”. Но сам термин “кризис” - “решение, поворотный пункт” - предполагает, что его можно преодолеть.
Когда мы воспринимаем ситуацию как финансовый кризис, то начинаем искать объяснение возникших проблем в том, что банкиры жадны и аморальны, их модели не соответствуют экономической действительности, те, кто должен за этим следить - наивны, коррумпированы (либо и то и другое вместе) и комбинация этих трех факторов приводит к эксплуатации обычных людей. Которые, в свою очередь, не могут умерить свое избыточное потребление, ставшее возможным благодаря дешевому кредиту.
И хотя такие объяснения отчасти верны, они отвлекают от более фундаментального вопроса о происхождении денег в современном неолиберализме.

Финансовая “наука” весьма преуспела в создании усложненных формул и моделей, описывающих взаимосвязь экономических показателей в обществе. Мало каким дисциплинам удалось так сильно повлиять на то, мы думаем или говорим и как все организовываем.
Когда политика направляется экономикой мейнстрима, неизменность денег берется за данность, а воображение, с ними связанное, существенно ограничивается. Поскольку современная форма денег представляется естественной, обсуждать (или даже представлять) другие формы в качестве решения экономических и социальных проблем оказывается затруднительным.

Политическая реакция в 2008-м году была похожа на ту, когда падение башен Всемирного торгового центра было использовано для начала “войны против терроризма”.
Большинство западных стран приняли решение о “помощи” проблемным банкам.
А фундаментальные вопросы, затрагивающие социальный порядок, были исключены из дискуссии. Например: нужны ли вообще частные банки? Нужна ли экономика, базирующаяся на деньгах, созданных из долга? Должны ли мы позволять финансовым рынкам определять условия экономической политики? Должны ли заемщики беспрекословно платить по своим долгам? Нужна ли нам экономика, основанная на бесконечном росте?
Вместо этого было заявлено:
“Мы, демократические правительства, будем применять пытки, чтобы устранить прямую угрозу нашим обществам, а демократия снова будет функционировать и выживать, так что впредь можно будет обойтись без таких недемократических мер, как пытки”.

… Стандартный ответ на вопрос “что такое деньги?” является перечислением четырех определяющих функций - обмен, счет, платеж и сбережение. Но ограничиваясь этим, мы заблуждаемся так же, как в том случае, когда говорим, что пистолет - это вещь, с помощью которой борются за мир, защищая невинных людей.
Разве деньги не являются способом контроля людей, стандартизации их желаний, механизмом концентрации богатства в руках немногих и поводом для недовольства многих?

Мэйнстримовский сценарий рассказывает о происхождении денег как о практическом решении проблемы. Есть профессор, предлагающий услугу преподавания экономики, есть фермер, имеющий еду, а также есть задача помочь им вступить в отношения обмена. Когда в уравнение вводятся деньги, то именно они служат решением задачи.
В этом весь парадокс. Ведь при бартерной экономике не было бы никаких профессоров-экономистов, поскольку проблемы, над решением которых они работают, возникают только с появлением денег. А вообразить фермера в бартерной экономике, который был бы заинтересован в лекциях по экономике, значит скрыть тот факт, что проблемы, при которых фермеру понадобится экономика, возникают только при наличии денег.

Логика сегодняшних финансов уже не ограничена финансовыми рынками. Ценообразование все большего перечня активов - и даже самих денег - в конечном итоге определяется финансистами. А фермеры, производители или даже частные домовладельцы, оказываются подчиненными логике этих дутых рынков.
По мере того, как все новые аспекты неолиберальной системы выходят на поверхность, мы начинаем различать контуры крайне сложной глобальной машины, которая позволяет концентрировать большие объемы богатства в руках очень незначительного количества людей.

Современные финансы возникли вместе с работой Луи Башелье “Теория спекуляции”, напечатанной в 1900 году. Тогда автор счел однотипными процессы движениями цен облигаций на фондовой бирже и диффузии тепла в физическом веществе. Это открытие позволило ему применить общие математические модели для изучения финансовых явлений.
Однако любой, кто хоть раз взаимодействовал с финансовыми рынками, знает, что стоимость - нечто чрезвычайно неуловимое.
Качества продукции той или иной компании стираются настолько, что они больше никак не влияют на цену. Например, резкий рост цены акций компании может произойти в тот день, когда не было обнародовано никакой новой информации о ее деятельности.

В реальной экономике продавец хочет извлечь прибыль, торгуя товаром, который он либо сам произвел, либо приобрел у кого-то. У покупателя - совершенно другие причины для участия в сделке. Возможно, он голоден, ему холодно или же он просто в настроении купить новую пару джинсов. Но только когда обе стороны сочтут соответствие цены-качества подходящими, действие купли-продажи состоится.
На финансовом рынке ситуация совсем другая. Хрестоматийное определение гласит, что это место, где компании, нуждающиеся в капитале для инвестирования, встречаются с инвесторами, у которых есть лишний капитал. Лишний капитал торгуется в обмен на акции компаний. Но если посмотреть, как на самом деле функционируют современные финансовые рынки, “научное” определение никак не объяснит бурный рост объемов, произошедший за последние несколько десятков лет.
К примеру, объемы торгов на валютных рынках в несколько сотен раз превышают объемы мирового импорта и экспорта товаров. Это означает, что большинство транзакций - просто желания извлечь спекулятивную прибыль на колебаниях валютных курсов.
То есть, торги возможны, только пока стоимость активов не определена.
Если мы представим, что Бог спустился с небес и навесил точный ценник на все компании на бирже, торги их акциями немедленно прекратятся.

Более полувека назад французский психиатр Жак Лакан на семинаре “Образования бессознательного” ввел понятие “objet petit a” - “пустота, функционирующая как объект желания”. На финансовых рынках стоимость является “objet petit”. Она возникает как нечто виртуальное. Впрочем, эту пустоту можно обменять на деньги, виллы, яхты и прибрести другие реальные вещи.
Финансовые индексы занимают в новостных программах место, более важное, чем метеорологический прогноз. Если в случае с погодой это означает покупку шорт или шуб, то в случае с финансами - продажу облигаций и покупку акций. Но совершенно абсурдно представлять, что кто-то в силах повлиять на погоду или на “рынок акций”.

Пионер технического анализа Чарльз Доу утверждал, что “нет ничего более однозначного, чем тот факт, что рынок обладает хорошо определенными движениями, которые вписываются друг в друга”.
Но что, если это не более, чем догадки, которые никто не полностью осознает? И они существуют только до тех пор, пока в них верят?

К примеру, в фермерском хозяйстве резонно предположить, что если весной высадить зерновые, ягоды или овощи, то их можно будет собрать и продать осенью. При этом цены на акции в сельхозиндустрии совершенно не колеблются со сменой сезонов года - они не снижаются зимой, когда поля пустуют, и не взлетают летом, когда приближается время сбора урожая.
Это означает, что любая попытка предсказать будущие движения цен является, по сути, гаданием. Поэтому эволюция современных финансов является историей их отделения от реальной экономики. Именно неопределенность считается неотъемлемым элементом деловой жизни в общем и финансовых рынков в частности.
И хотя сегодня большинство людей пока еще связывают концепцию денег с банкнотами и монетами, которые лежат у них в кошельке, большая часть мировых финансов состоит из различных долговых обязательств банков и им подобных структур.

Товарная теория утверждает, что современные деньги эволюционировали из определенного вида товара - обычно золота - которое было в какой-то момент выбрано на роль денег. Но успех их функционирования лишь в том, что люди в них верят.
Можно объяснить это через аналогию: золото для денег - то же, что Иисус для Бога. Чтобы поверить в Иисуса (даже если бы вы столкнулись с ним лицом к лицу), нужно сначала поверить в Бога. Если вы не верите в Бога, как вы можете поверить тому, кто называет себя его сыном?
Такая же проблема возникает, когда апеллируют к золоту, чтобы обеспечить или объяснить ценность денег. И хотя есть что-то соблазнительно простое в теории денег, согласно которой золото обладает внутренней стоимостью, в реальности - это не гарантия и не объяснение. На самом деле - это подмена одной загадки еще большей загадкой.
Зачем кто-то станет мучиться с выкапыванием золота из земли?

Нам нравится думать, что золото складируют в банковских хранилищах как залог по непогашенным долгам банков. Но, возможно, настоящая причина совершенно обратная. Золото держат подальше от обычного обмена и потребления товаров, чтобы скрыть тот факт, что оно на самом деле является обычным товаром с очень низкой реальной потребительской стоимостью.
Не считая, конечно, наших фантазий о его магических свойствах.

Товарная теория полностью замалчивает роль государства в создании денег.
Любая власть, обладающая достаточной силой писать законы и следить за их исполнением, может, в принципе, провозгласить деньгами что угодно - к примеру, камни, птичьи перья или ветки.
Правда, простого объявления недостаточно. Но если государство готово принимать предложенные “деньги” в качестве уплаты налогов и других сборов, тогда все в порядке.
Когда определенными вещами разрешается платить штрафы, таможенные пошлины, аренду и - самое главное - налоги, это достаточно для функционирования чего угодно в качестве универсального средства платежа. Ведь люди заинтересованы в том, чтобы их не упрятали за решетку за неуплату налогов.

Впрочем, это также полностью не объясняет феномена денег.
Может быть, ответ в философской области? А именно, в отношении между законом, желанием и наслаждением? Ведь только на поверхностный взгляд, закон - это запрет, необходимый для усмирения диких и неконтролируемых желаний. Если взглянуть глубже, то именно приказ не делать чего-то несет в себе подспудное обещание, что за пределами есть нечто привлекательное. “Запретный плод всегда сладок”.
Когда государство провозглашает определенную вещь деньгами, это непременно предполагает запрет на любое частное создание денег. И именно запрет порождает желание денег.
К примеру, материальная стоимость бумажных денег почти ничтожна. Но мы желаем эти деньги, потому что нам запрещено делать их самим.

Еще один ключевой момент - государство делает нас должниками. Оно обязывает всех граждан выплатить некоторое количество этих денег обратно государству в виде налогов и прочих “обязательных” податей.
Любая монета или бумажная купюра олицетворяет некий кредит у государства, который может быть погашен в качестве возмещения более давнего долга, который государство навязало своим гражданам.
Этот исконный долг не относится ни к какому обмену товара на деньги. Гражданин не обязан платить налоги, потому что он не получил за них определенное количество товаров. Гражданин обязан платить налоги, потому что так гласит закон.
Он считается должником государства. При этом если сложить налоги, штрафы, и прочие всевозможные притязания, то даже если человек всегда прилежно платил, все равно остается ощущение, что он не освободился от исконного долга перед “обществом”.

Никто не воспринимает демократию или правосудие серьезно, никто на самом деле не верит в то, что финансисты нужны, чтобы эффективно распределять ресурсы с целью достижения процветания.
Но мы участвуем в этой имитации, показывая нашу веру в нее.

Красивая кредитная теория денег опирается на мысль о том, что деньги не обеспечиваются какой бы то ни было стоимостью. Однажды поверившим в это уже невозможно вернуться к любому другому представлению.
Британский дипломат и экономист Альфред Митчелл-Иннес представил эту теорию в двух статьях, опубликованных в 1913 и 1914 годах:
“Много веков, сколько именно, мы не знаем, основным инструментом торговли была не монета, а бирка - деревянный брусок с нанесенными особым образом зарубками, показывающими размер покупки или долга. Имя должника и дата заключения сделки (к примеру, “аренды” плуга, коня или двух овец) писались по обеим сторонам бруска, который затем расщеплялся посередине, причем имя и дата оказывались на обеих частях. Одна часть отдавалась продавцу или кредитору, а другая оставалась у покупателя или должника. Обе половинки представляли из себя, таким образом, исчерпывающую запись кредита и долга.”
Сама деревянная бирка не обладала никакой потребительской стоимостью. Она даже не претендовала на то, чтобы иметь потребительскую стоимость. Бирка являлась всего лишь записью отношений долга и кредита.

Долговые отношения с таким же успехом могут быть зарегистрированы бухгалтерским учетом или “инновационной” компьютерной электронной записью.
Процесс, с помощью которого банки “создают” деньги, такой простой, что в голове не укладывается.
Если думать о деньгах как о золоте, вполне естественно вообразить себе банк как место, где люди хранят принадлежащее им золото. В обмен на него вкладчики получают расписки, которые можно использовать для обмена на товары. То есть, нам кажется, что функция банков - избавить людей от неудобства повсюду таскать за собой золото.

В реальности отношения гораздо более загадочны.
Эволюция кредитной системы породила агента с возможностью создавать долг. Этот агент - банк. Он наделен экстраординарным доверием кредиторов, так как считается настолько платежеспособными, что ни один держатель долга не попросит возмещения натурой или не потребует, допустим, чтобы “топ менеджеры” собирали хлопок на плантациях или удобряли навозом поля.
Более того - не происходит никакого тщательного изучения финансовых обстоятельств банка, ни детального ознакомления с его репутацией.

Парадокс в том, что банк абсолютно ничего не производит - долги создаются из ничего. Главное, чтобы клиенты тешили себя иллюзией, что деньги не кредитные, а настоящие, и они могут в любой момент их забрать.
Но если бы сегодня людям вдруг потребовались наличные для всех их экономических транзакций, существование банков мгновенно бы прекратилось.

Поэтому все операции проводятся на компьютере и состоят из двух шагов.
Первый: вносится учетная запись, регистрирующая клиента в качестве должника, который обязан выплатить банку основную сумму кредита и проценты по ней.
Второй: делается другая учетная запись, регистрирующая, что банк должен клиенту сумму кредита, которая становится доступной на счете и ее сразу же можно использовать для электронных переводов и покупок с помощью карт.

Индивидуальный вкладчик или заемщик представляет электронную транзакцию просто символическим олицетворением реальных денег - ведь цифровая природа кредитов еще больше затуманивает тот факт, что прибыль с процентов банк делает из денег, которых у него никогда не было.
С этой точки зрения банкомат - поистине идеологический аппарат. Он позволяет превратить кредитные деньги в реальные осязаемые наличные в любое время, практически в любом месте.
Ведь несмотря на то, что большая часть платежей сегодня происходит на компьютере через электронные счета, люди думают об этих деньгах как об эквиваленте физических наличных, выпущенных тем или иным правительством, и воспринимают карту всего лишь как вопрос удобства. Поэтому любая банковская система может функционировать только при условии, что мы по-прежнему верим в то, что деньги - это на самом деле наличные.

Но сегодняшние финансы являются “деньгами”, которые могут быть созданы и уничтожены за мгновение. Задайте себе вопрос - откуда банк взял 10 000 долларов (рублей или евро) которые он выдал частному лицу в виде кредита? Их никто не приносил.
Электронная система просто вписывает цифры в отчетность, а банк притворяется, что у него есть эти 10 000.
И всем невдомек, какая в этом разница.
А для создании еще большей иллюзии “важности банка” подавляющую часть платежей компаний и частных лиц составляют именно выплаты по “кредитам”.
“Долг - это кислород современных финансов”.

Но когда идеологическая фантазия схлопывается, возникает паника.
Мрачная оценка свидетельствует о том, что финансовые электронные системы достигли стадии развития, при которой они больше не нуждаются в людях. Человеческий труд и материалы не играют никакой роли в создании “денег”. Стоимость и полезность кредита банка определяется исключительно положением этого банка относительно финансовых центров глобального капитализма, а обращающиеся суммы превосходят общее количество всех физических валют мира.

В религиозном обществе священники находились на особом положении, поскольку их слова совпадали со словами Бога. В финансовом - подобными “VIP” считаются банки, поскольку только их долг считается деньгами.
И нищий, и миллиардер в равной степени поддерживают систему, так как они соглашаются с тем, что условность действительно является тем, чем ее называют.

Но смена промышленного капитализма на финансовый - не просто изменение способа извлечения прибыли и эксплуатации. Это еще и существенно другое представление о революции.
Сегодняшнее общество состоит из двух противоборствующих классов: должников и кредиторов. Кредиторы - правящий класс, а должники потенциально могут стать классом революционным.
Проблема в том, в “виртуальном” мире все слишком запутано. Частные лица и компании зачастую одновременно и должники, и кредиторы. Государства искажают картину еще больше, поскольку неясно, кто на самом деле обязан возвращать огромные долги. Сегодня государства являются чистыми должниками, и проценты, выплачиваемые ими банкам и частным инвесторам, составляют значительную часть их бюджетов.

При этом в экономике, где все деньги являются долгом, требуется, чтобы люди возвращали свои долги. Но действительно ли мы должны платить комиссию определенным агентам, когда система поддерживается совместными усилиями и вложениями всех участников общества? Существует ли моральная ответственность по выплате своих долгов, навязанными системой, которая создает больше задолженностей, чем в принципе возможно погасить?

В условиях капитализма крайней мерой рабочего класса была забастовка. Она не только останавливала процесс накопления прибыли. Главное - она демонстрировала, кто является настоящим источником стоимости, без которого никакой прибыли у капиталистов быть не могло.
Сейчас у большинства людей просто нет той работы, которую они могли бы отказаться выполнять. Но это не значит, что у них нет революционного потенциала.
Коллективный отказ выплачивать долги при финансовом неолиберализме приведет к тому же, что и забастовка - система перестанет работать.

Сразу же после так называемого “кризиса” 2008 года велись разговоры о коллапсе системы. Тот короткий миг коллективного сомнения и был революционным моментом.
Но революции не случилось. Американские домовладельцы, погоревшие на ипотеке, не смогли мобилизоваться на классовую борьбу, являющуюся двигателем развития человеческого общества. Государства - “машины для подавления одного класса другим” - забрали долги у “лопнувших” банков. А если взять объем премий, выплаченных топ-менеджменту финансовых организаций, то, кажется, вообще ничего не произошло.

Ирина Табакова

Дорогие друзья!
Так как счет издателя "Новости Хельсинки" (European values) по требованию финских бюрократов закрыт, вы можете перечислить любую сумму на тот счет, который еще работает:
IBAN FI25 1820 3000 0185 31 BIC NDEAFIHH
Nordea Bank Finland

Наша новая книга "Постгуманизм" уже сверстана - нужны только средства на ее печать: 20 000 евро