Если разобраться, как сегодняшняя технологическая система действует на человека, то выяснится, что она запрограммирована по двум принципам. Первый заключается в том, что если нечто технически возможно, это должно быть сделано - даже если оно уничтожит всех. Этот принцип отрицает все ценности, развитые гуманистической традицией, а основой этики становится компьютерная программа. Принцип второй - максимальная производительность, которая относится и к людям. Считается, что социальная машина работает эффективнее, если индивиды урезаны до чисто количественных единиц. Такими единицами легче управлять с помощью бюрократических правил, так как они не создают проблем. Чтобы достичь подобного результата, людей надо лишить индивидуальности и научить идентифицироваться не с самими собой, а с корпорацией, организацией или государством.

Эта “система” может показаться эффективной, если учитывать только показатели “на входе и на выходе”. Но если принять во внимание воздействие этих методов на человеческие существа в системе, то обнаружится, что им тоскливо, тревожно, они подавлены и напряжены.
Когда социальные условия приводят к существованию людей-автоматов, то результатом всегда будет стремление к мертвому.

Есть много индивидов, которые живут насилием, ненавистью и разрушением. Но только самые тяжело ущербные среди них открыто провозглашают свои истинные цели (или вообще осознают их). Они пытаются представить жажду уничтожения всего живого “как любовь к родине”, “долг” или “забота о здоровье населения”.
Но когда цивилизация разрушается, у таких особей больше нет необходимости угнетать свои самые глубокие желания.
Поэтому столь важно, чтобы они были распознаны такими, каковы они есть.

В исследовании “The Heart of Man” социолог Эрих Фромм называет их некрофилами. “Закон и порядок” - идолы некрофилов, и все, что этому угрожает, воспринимается как дьявольское вторжение в “высшие ценности”.
Требования идола священны, они действуют с гораздо большей принудительной силой, чем даже важные телесные потребности (к примеру, дышать без намордников).
Ведь если бы индивид посмел усомниться в них, он столкнулся бы с опасностью утратить свою тождественность с идолом - а это значит, что он подвергся бы риску оказаться на грани помешательства.

Деперсонализация, цифровизация, компьютеризация, абстрагирование и бюрократизация являются механическими принципами. Люди, живущие в такой системе, становятся равнодушными к действительности.
Правда, сами они этого не замечают. Они принимают возбуждающие компьютерные соблазны за радость и пребывают в иллюзии, что ведут очень полную жизнь, если обладают и могут пользоваться множеством вещей. Хотя вся индустрия - от автомобилей до развлечений - преуспела лишь в том, чтобы воспрепятствовать осознанию скуки - в реальности она усиливает ее.
Впрочем, когда большинство становится похоже на роботов, отпадает проблема делать роботов, похожих на людей.

Индивиды эпохи технологий отыскали замену Богу: безликий расчет. Выражение сегодняшней патологии - это идея сходного с человеком компьютера и виртуальный мир, заменяющий жизнь.
Подобное некрофильное ориентирование - главный признак всех современных индустриальных обществ, независимо от их политической структуры.

Большинство индивидов превратились в конформистов, предпочитающих оставаться в покое и ничего не переделывать. Но это одна из опаснейших иллюзий. Стоит замереть, как индивид и общество в целом начинает разлагаться.
Ведь человек не создан вещью, он гибнет, если становится вещью, и, прежде чем это случится, он впадает в отчаяние и хочет уничтожить жизнь.
Из тотального разрушения всегда вытекает насилие.

В истории человечества нет периодов, когда не поднимались бы вопросы о его причинах. К примеру, одни считают, что люди - это стадо овец, другие - что стая волков.
При этом и те, и другие приводят аргументы в пользу своей точки зрения.
Первые указывают на то, что население любых стран с легкостью выполняет приказы - даже в ущерб себе, снова и снова следует за своими “фюрерами” на войны, которые не дают ничего, кроме разрушения, и верят любой несуразице, если она излагается с надлежащей настойчивостью представителями “властей”.

По мнению Эриха Фромма, “пока индивид всего лишь овца, его существование - фикция, созданная для манипулирования. Он слаб, поэтому любое изменение в социальной модели угрожает утратой уверенности или даже сумасшествием. Ведь его отношения с действительностью диктуются вымыслом.
Человек с сильными убеждениями, пренебрегающий воздействием толпы, скорее исключение, чем правило. Он вызывает восхищение последующих поколений, но в глазах своих современников считается мятежником”.

Все инквизиторы и диктаторы основывают свои системы власти как раз на том, что люди - это овцы, поэтому нуждаются в “лидерах”, принимающих за них решения. Именно этот вымысел придает и самим “вождям” твердую убежденность, что они выполняют вполне моральную, хотя и весьма трагичную обязанность.

Но если большинство - овцы, то почему вся история человечества написана кровью?
Разве Гитлер один убил миллионы в концлагерях? Разве Сталин один пытал своих “противников”? Разве римские папы в одиночку охотились на ведьм?
Нет. Они и многие другие садисты располагали “правоохранительными органами”, представители которых делали это не просто с желанием, но даже с удовольствием.
Кажется, это подтверждает идею о том, что “человек человеку - волк”, что люди от природы злы и деструктивны и что от любимого занятия их может удержать только страх перед более сильным убийцей - в лице государства, к примеру.

Но неужели мы действительно должны считать, что мы сами и большинство обычных людей только волки в овечьей шкуре?
Ведь в повседневной жизни есть масса возможностей для проявления жестокости и садизма, причем нередко их можно реализовать, не опасаясь возмездия. Тем не менее, многие на это не идут. Напротив - реагируют с отвращением.
Может быть, ответ в том, что меньшинство волков живет бок о бок с большинством овец? Волки хотят убивать, а овцы хотят делать то, что им приказывают?
К тому же, волки придумывают многочисленные истории о “правоте своего дела”, о “защите демократии” или “поруганной чести нации”.
Да и к чему сопротивляться волкам, если все мы в той или иной степени волки?

Но если взять любые войны, то они не являются результатом действия деструктивных психологических сил. Они возникают по решению политических, военных и экономических “вождей” для захвата земель, природных ресурсов или получения торговых привилегий.
Хотя прежде всего - ради удовлетворения садистских потребностей “лидеров”.
В обыденной ситуации они бы разоряли конкурентов или издевались бы над соседями, женами и детьми. Но получив “высокие посты” - уничтожают миллионы.
Что до сотен тысяч исполнителей - от инквизиторских палачей до современных бюрократов и полицаев - то не является ли их послушное “исполнение приказа” глубоким безразличием по отношению к жизни, которое побуждает их разрушать ради разрушения и ненавидеть ради ненависти?

Эрих Фромм разделяет насилие на несколько стадий. К примеру, “игровое”, которое используется в целях демонстрации ловкости. В любых военных играх - реальных или компьютерных - речь не идет об убийстве противника. Даже если он в итоге погибает, то это как бы его ошибка, поскольку он “стоял не на том месте” или был недостаточно меток.

Гораздо более серьезной стадией является атмосфера психической бедности, которая господствует в группе, называется ли она “организацией”, “нацией” или “государством”.
Так, широко распространено мнение, будто знания населения о происходящем страшно неадекватны - ведь оно лишено доступа к “секретной информации”. На самом деле потребность в “секретности” - всего лишь желание бюрократии поддержать иерархии различных уровней. В том числе, “спецслужбы” - огромные толпы “охотников на ведьм”, которых в нормальной жизни не взяли бы даже уборщиками.
Во время Второй мировой войны немцы хотели воевать, потому что чувствовали себя униженными после Первой.
“Демократы” США - считающиеся бывшими “северянами” - хоть в свое время и победили южан и искоренили рабство, но в своем стремлении к “политкорректности” стали всемирным посмешищем. При этом любая дискредитация их самомнения неизбежно вызывает сильную враждебность и насилие по отношению к тем, кто в их группировку не входит. Травля президента Дональда Трампа - самый яркий пример.

Насилие вообще очень часто порождается разочарованием. Человек, который чувствует себя обманутым, может начать ненавидеть всех. Ведь если ни на что и ни на кого нельзя положиться, если вера в добро и справедливость оказывается только глупой иллюзией, если правит дьявол, а не Бог, то боль последующих разочарований становится невыносимой. Именно в этом случае хочется доказать, что жизнь зла, люди злы и сам ты зол.

Впрочем, эти формы насилия с изменением обстоятельств проходят. Гораздо более зловещим является компенсаторное насилие - то есть, замена продуктивной деятельности разрушением.
Нормальный человек должен направлять свою волю на определенную цель и работать до тех пор, пока цель не будет достигнута. Эта потребность выражена в любой активности и во всем искусстве начиная от пещерных рисунков.
Но если из-за слабости, страха или некомпетентности он не в состоянии действовать, то страдает. Но при этом не может принять своего состояния полной беспомощности без того, чтобы не попытаться восстановить способность к действию.
Каким образом? К примеру, подчинить себя некой группе, которая располагает властью, и идентифицировать себя с ней. Или использовать свою способность разрушать. А это требует только одного: применения насилия.
Компенсаторное насилие всегда является результатом непрожитой искалеченной жизни, причем ее неизбежным результатом. Индивид мстит за то, что его обделили.
Как говорил Калигула - “Я убиваю, я пользуюсь упоительной силой разрушителя, в сравнении с которой сила созидателя - всего лишь детская игра”.

В каких-то случаях компенсаторное насилие, конечно, подавляется посредством страха наказания. Но единственным действующим лекарством является развитие творческого потенциала и способностей. Только приобретение интереса к жизни может привести к исчезновению импульсов, из-за которых вся история человечества была столь постыдной.

Самой сильной (и последней) стадией насилия является жажда крови. Для индивида, пытающегося найти смысл своего существования в деградации, кровь становится эссенцией жизни, а ее пролитие - дает ощутить себя сильным и неповторимым.
Во время тяжелого душевного заболевания, когда отпадают социальные ограничения, эту жажду можно наблюдать у большого количества прежде вполне законопослушных индивидов.
Особые обстоятельства - такие как война, стихийные бедствия, распад цивилизации или химическое воздействие на организм (ношение “намордников” или антидепрессанты) легко открывают шлюзы для беспрепятственного выплескивания наружу импульсов.
И так ли уж важно, как выглядит бесчеловечность - как животное или как компьютер?

В поисках научной истины человек нечаянно добыл знания, успех которых был огромным. Созданная машина оказалась настолько могущественной, что стала развиваться по собственной программе и определять образ мыслей самого человека. С победой нового общества исчезли индивидуализм и возможность побыть наедине с собой, чувства задаются с помощью технологических, психологических средств или же с помощью наркотиков.
Однако весьма сомнительно, чтобы компьютер смог заменить сугубо индивидуальный подход, к примеру, врача, который учитывает в процессе осмотра выражение глаз или лица - то, что невозможно свести к стандартному “протоколу” лечения. Да и все выдающиеся достижения медицины в полностью автоматизированной системе уже утрачены. Кроме того, сам индивид настолько полно подготовлен к тому, чтобы подчиняться машинам, что не способен заботиться о собственном самочувствии и следить за собственным организмом.

Больше всего вовлеченность в кибернетизированный мир нарушила наше душевное здоровье. Ведь отдельный индивид - не бесконечно податливая система, которой можно пренебречь. Расстройство системы “человек” всегда приводит к расстройству всех социальных систем, государств и цивилизаций.
Если бы современный индивид вдруг освободился от обязанности идти в ногу с “системой”, он превратился бы в совершенно беспомощное существо и был бы неспособен даже занять чем-то свое свободное время. Поэтому когда плавное функционирование системы оказывается под угрозой, индивида постигает катастрофа.
И хотя многие полагают, будто в кибернетизированном “справедливом” обществе, полностью удовлетворенном материально, не останется места конфликтам, этим они лишь выражают собственную эмоциональную ограниченность.

Но раз новое общество неизбежно, есть ли смысл спорить о его качествах?
Мы производим товары, угрожающие уничтожить нас физически, мы превращаем индивида в пассивного потребителя и тем самым омертвляем его, мы создали бюрократию, вынуждающую человека чувствовать себя бессильным. А самое распространенное сегодня настроение - это безнадежность относительно возможности изменить курс.

Хотя “надежда” - это не вещь. Это более полная жизнь, освобождение от вечной скуки, спасение - если говорить теологическим языком, или революция - в политическом смысле. Такого рода ожидание могло бы стать надеждой - но только если не оно является внутренней пассивностью, когда “ожидание чего-то” длится до тех пор, пока надежда не превращается в фактическое прикрытие покорности.
Многие люди надеются, но не склонны действовать по зову сердца. И пока бюрократы не дадут им “зеленый свет”, они продолжают ждать.

Homo mechanicus уверены - где-то должна быть такая кнопка, которую нужно только нажать, чтобы получить счастье, любовь и удовольствие. Они все больше интересуется машинами и все меньше - участием в собственной жизни и ответственностью за нее.
В массовом варианте связь между некрофилией и духом современного индустриального общества проявляется во все более механической установке на “большинство”.
Но ведь любая жизнь - это индивидуальное проявление в одном-единственном человеке, в одной птице или в одном цветке.
Поэтому стоит ли людям оставаться пассивными и зависимыми во имя сильной, хорошо отлаженной организации?

… Вернемся к вопросу: хорош человек или плох? Свободен он, или его поступки определяются внешними обстоятельствами?
По мнению Эриха Фромма, эту дилемму можно разрешить, если воспринять сущность человека не как данное качество, а как противоречие, которое проявляется в двух феноменах.
Человек - это животное, у которого недостаточно развиты инстинкты, поэтому его выживание гарантировано лишь в случае, если он производит средства, удовлетворяющие его материальные потребности, развивает свой язык и совершенствует мир предметов.
Как и другие животные, Homo Sapiens обладает интеллектом, который позволяет ему использовать процесс мышления для достижения непосредственных практических целей.

Но при этом человек обладает свойством, отсутствующим у других животных - он осознает самого себя, свое прошлое и свое будущее. Человек разумный видит свою вовлеченность в ужасный конфликт - он пленник природы, но, несмотря на это, свободен в своем мышлении. И это делает его обособленным от всех, одиноким и преисполненным страха.

Именно этот конфликт требует своего разрешения. Речь идет об антагонизме, ставшем уже классическим: человек является одновременно телом и душой, ангелом и зверем, он принадлежит к двум конфликтующим между собой мирам. Но когда конфликт осознается, то сразу же встают другие вопросы: что можно сделать, чтобы прийти к гармонии и почувствовать себя в мире, как дома?

Общего для всех ответа нет. Ведь суть человека состоит в вопросе и в потребности ответить на него. Каждый должен его дать всеми своими ощущениями и действиями.
Этот ответ может быть хорош или плох, но даже худший лучше, чем вообще никакого.

Причем выбирать всегда приходится между двумя возможностями: идти назад (к полной потере человеческого облика - к “берсерку”, амебе или электронному байту) или двигаться вперед. И на каждой новой ступени, достигнутой человеком, возникнут новые противоречия, которые заставят его и дальше искать решения.
Достигнет ли в итоге Homo Sapiens конечной цели - единства с миром?
Это не должно нас занимать. Гораздо важнее вера человека в то, что он может приблизиться к этой цели.

Конечно, общий дух, господствующий в определенном социуме, оказывает сильное влияние на развитие каждого индивида. Но даже в этом случае отдельный человек может сильно отклоняться от общественной модели.
И хотя дискуссия о свободе воли уже давно обессилела и увяла, но и в ней речь, скорее, шла о свободе выбора между вариантами А и Б.

Проблему свободы воли вообще нельзя решить, пока мы не поймем, что наши действия определяют неосознанные силы. Мало просто перенять традиционное убеждение, что любовь, независимость и мужество - это хорошо, а ненависть, подчинение и трусость -плохо. Это знание может усвоиться только путем переживания, желания действовать и готовности взять на себя последствия своих действий.

Кроме того, когда говорят о “свободе воли” вообще - а не конкретного человека - то это делает проблему неразрешимой.

Ведь очень часто люди не видят, что они стоят на распутье и должны принять решение. Они не замечают момента, когда жизнь задает им вопрос и когда они еще имеют возможность ответить на него так или иначе. Но с каждым шагом по ложной дороге им становится все труднее признать, что они действительно находятся на неправильном пути. Они боятся вернуться к тому месту, где был впервые сделан неверный поворот, и начать все сначала, примирившись с напрасной тратой энергии и времени.
Поэтому свободу воли нужно понимать как действия после осознания альтернатив и их последствий.
В стечении обстоятельств, предшествующих тому или иному событию, может быть множество мотиваций. Какая именно станет действующей причиной, зависит от того, сознает ли человек, в какой момент он принимает решение.
И если человек равнодушен к жизни, то больше нет надежды, что он выберет добро.

Ирина Табакова

Дорогие друзья!
Так как счет издателя "Новости Хельсинки" (European values) по требованию финских бюрократов закрыт, вы можете перечислить любую сумму на тот счет, который еще работает:
IBAN FI25 1820 3000 0185 31 BIC NDEAFIHH
Nordea Bank Finland

Наша новая книга "Постгуманизм" уже сверстана - нужны только средства на ее печать: 20 000 евро