Авторам пособий по истории государственных учреждений и политике кажется, что мир сравнительно разумен, что люди свободно выбирают своих представителей из тех, к кому питают особое доверие, а самые умные из этих избранных становятся министрами. Все это бодро утверждается или тихо подразумевается во многих книгах. Тем же, кто хоть как-то знает “деловую” жизнь, предположения эти просто смешны.

Во всех книгах слово “успех” толкуется примерно одинаково. Бытовое выражение “жить хорошо” не объясняет никаких философских или этических загадок, но оно всем понятно. Мы знаем, о чем идет речь. Преуспевающий человек занимает высокую должность, у него незапятнанная репутация и обеспеченное будущее, о нем с уважением пишут в газетах.
Разумеется, существуют и другие виды успеха. Кто-то дал имя экзотическому цветку, кто-то написал бессмертное стихотворение или стал знаменитым музыкантом. Но как можно надеяться на то, что, возможно, никогда не получишь?

Поэтому при слове “успех” наше воображение рисует ухоженный сад на берегу озера, изящный коттедж, старинное столовое серебро и дочь хозяина в костюме для верховой езды. Чуть изменив угол зрения, мы видим обшитый дубовыми панелями кабинет, зеркальный письменный стол, одежду от модного портного, бесшумную машину. Потом нам представляется просторный зал фешенебельного клуба и центральная фигура группы - человек, скромно принимающий искренние поздравления с правительственной наградой или повышением по службе.
Успех, кроме всего прочего, означает незаметное врастание в ряды привилегированных.
Предполагается, что читатели - граждане демократической страны, поэтому у них тоже есть право на успех.
Как правило, начинается он со службы на заштатной должности и намерения стать управляющим гигантским концерном объединенных компаний. Служите ли вы в правительственном, муниципальном или частном учреждении, методы администрирования нисколько не меняются.

- “Налогоплательщики не сомневаются в том, что чиновничьи штаты так растут, потому что дел все больше. Циники предполагают, что чиновникам делать просто нечего. Истина же в том, что количество служащих и объем работы совершенно не связаны между собой, - пишет Сирилл Паркинсон в исследовании “Организационная энтропия”. - Так, в 1914 году королевский флот Великобритании насчитывал 542 корабля, а “администрация” составляла около четырех тысяч чиновников. К 1967 году, когда от былой мощи английского флота не осталось и следа, 33 000 государственных служащих едва-едва управлялись с флотом, которого уже практически не было. Да и во всех остальных случаях происходит самопроизвольный рост числа паразитических и ненужных элементов в социально-экономических системах, погружая их в организационную энтропию, которая заканчивается полным крахом цивилизации”.

Термин “энтропия” впервые ввел в 1865 году ввел немецкий физик Рудольф Клаузиус. Примерно в то же время появилась и формулировка второго закона термодинамики о том, что “энтропия изолированной системы не может уменьшаться”.
Согласно этому закону, все то, что называется “государством”, “корпорацией” или “властью” существует исключительно внутри себя и поэтому разрушается - как и любая другая изолированная система.

Принято считать, что любое дело тем важнее и сложнее, чем больше времени на него отпущено. Так, ничем не занятая старая дама может целый день писать и отправлять письмо племяннице. Час она проищет открытку, час - очки, полчаса - адрес, час будет писать и двадцать минут - решать, нужен ли зонтик, чтобы опустить письмо в ящик на соседней улице. То, что человек занятой проделает за три минуты, у бездельника занимает недели и месяцы.
Человеку, изучающему структуру и работу государственных учреждений, этот пример показывает, что чиновники подвержены размножению, хотя и “работают” исключительно друг для друга.

Предположим, нам потребовался премьер-министр. В наше время, конечно же, прибегнут к выборам, и результат будет ужасен.
Если же мы обратимся к сказкам и мифам, то узнаем, что в давние времена применялись гораздо более эффективные методы. Когда король выбирал мужа для единственной дочери и тем самым - своего преемника, он придумывал систему препятствий, которые преодолеет лишь достойный.
И лишь достойный останется живым.
Если бы для должности премьер министра объявлялись следующие требования:
“Рабочие часы - с 4 утра до 11:59 вечера. По достижении пенсионного возраста - мучительная смерть во имя родной страны. Если соискатель знает парламентскую процедуру лишь на 95%, он будет физически уничтожен. Если он соберет меньше 75% голосов при проверке популярности по методу Гэллапа, он также будет уничтожен, то это разом освободило бы от хлопот, связанных с анкетами, справками, фотографиями, рекомендациями и и избирательным списком. Скорее всего, пришел бы только один соискатель и сразу приступил бы к работе.
Или не пришел бы никто.

Что до “кабинетов министров”, то взглянув на них в микроскоп, можно установить, что идеальное число их членов - пять человек. При таком численном составе кабинет непременно приживется. Два его члена смогут всегда отсутствовать по болезни или по иной причине. Пятерых легко собрать, а собравшись, они способны действовать быстро, умело и тихо. Четверым из них можно поручить финансы, иностранные дела, оборону и правосудие. Пятый, не сведущий ни в чем, станет председателем или премьером.

Однако, как ни удобно это число, в кабинеты министров входит гораздо больше. Объясняют это тем, что областей управления много. На самом деле, есть и другая причина. В кабинете из девяти человек трое вершат политику, двое поставляют сведения, один напоминает о финансах. Со свободным от дела председателем получается семь человек. Остальные двое, по-видимому, нужны для красоты. Такое распределение обязанностей впервые зарегистрировано в Англии около 1639 года, но нет сомнения в том, что безумная мысль втиснуть в один комитет более трех говорунов пришла людям в голову намного раньше.
При этом, когда всех членов комитета соберешь, большинство окажутся дряхлыми, усталыми, косноязычными и глухими. Ведь большую часть выбрали в комитет, чтобы угодить какой-нибудь внешней группировке, и задача их - сообщать “своим”, как идут дела.
А если в кабинете собирается от 20 до 22 членов, он претерпевает особое химическое (или органическое) превращение. Кабинету практически делать нечего, поэтому в него можно ввести сколько угодно народу. Лишним членам не понадобится дополнительное время, ибо все заседания - пустая трата времени.
Ведь когда собирается больше 20 человек, все меняется. На разных концах стола идут разные разговоры, и, чтобы привлечь внимание, выступающий вынужден встать. А встав, он, хотя бы по инерции, произнесет длинную речь. Тем временем люди полезные (если они присутствуют) пишут друг другу записочки: “Позавтракаем завтра вместе, все обсудим”.
Голос же оратора жужжит и жужжит, хотя он с таким же успехом мог бы говорить во сне. Ведь кабинет, чьим бесполезнейшим членом он оказался, значения больше не имеет. Его как бы нет. Он исчез.

А вот как “работает” финансовая система (комиссия). Чтобы было понятней, представим это в виде пьесы.
Председатель:
- Переходим к пункту 9. Слово имеет наш казначей мистер Мак-Дуб.
М-р Мак-Дуб:
- Перед вами, господа, смета на строительство реактора, представленная в приложении доклада подкомиссии. Общая стоимость - до 10 миллионов долларов. Попрошу членов комиссии высказать свое мнение.
Допустим, что в комиссии одиннадцать человек. Четверо из них (включая председателя) не знают, что такое реактор. Трое не понимают, зачем он нужен. Из тех же, кто это знает, лишь двоим хоть в какой-то степени понятно, сколько он может стоить. Не считая нескольких секунд, когда все шуршали бумагами и чертежами, на пункт 9 ушло ровно две с половиной минуты.
Собрание идет хорошо. Однако некоторым как-то не по себе. Они беспокоятся о том, не очень ли сплоховали при обсуждении реактора. Хорошо бы показать, пока все не кончилось, что и они не дремлют.
Председатель:
- Пункт 11. Закуски для собраний Объединенного благотворительного комитета. 35 шиллингов в месяц.
- А что они там едят?
- Кажется, пьют кофе.
- Значит, в год выходит… Так, так… 21 фунт? Бог знает что! А нужно ли это? Сколько они времени заседают?
Споры разгораются еще сильней. Не в каждой комиссии есть те, кто отличает толь от жести, но все знают, что такое кофе. Поэтому этот пункт займет час с четвертью, к концу которого собравшиеся потребуют у секретаря новых данных и перенесут обсуждение вопроса на следующее заседание.

Всякий, кто изучает устройство учреждений, знает, как определить вес должностного лица. Сосчитать, сколько к нему ведет дверей, сколько у него помощников и сколько телефонов, прибавить высоту ворса на ковре и получить формулу, годную почти повсеместно.
Однако мало кто знает, что, если речь идет об учреждении, то чем эти числа больше, тем оно хуже.
Наука доказала, что административное здание может достичь совершенства только к тому времени, когда учреждение приходит в упадок. Эта, казалось бы, нелепая мысль основана на исторических и археологических исследованиях. Опуская чисто профессиональные подробности, скажем, что главный метод заключается в следующем: ученые определяют дату постройки особенно удачных зданий, а потом исследуют и сопоставляют эти данные. Как выяснилось, совершенное устройство - симптом упадка. Пока работа кипит, всем не до того.
Например, туристу, ахающему в Риме перед собором святого Петра и дворцами Ватикана, кажется, что все эти здания удивительно подходят к всевластию пап. Здесь, думает он, гремели анафемы Иннокентия III, отсюда исходили повеления Григория VII. Но, заглянув в путеводитель, турист узнает, что поистине могущественные папы властвовали задолго до постройки собора и жили при этом совсем не здесь. Более того, папы утратили добрую половину власти еще тогда, когда собор строился.

И это - не исключение. Так же обстояло дело и с Лигой Наций, на которую возлагали большие надежды с 1920 по 1930 год. А в 1933-м стало ясно, что опыт не удался.
Однако воплощение его - Дворец Наций - все равно открыли в 1937-м.
Дворец хорош, все в нем продуманно - здесь есть и секретариат, и большие залы, и малые, и кафе. Здесь есть все, кроме самой Лиги Наций. К 1937-му году она практически перестала существовать.
То же самое и с другими учреждениями - с полным набором начальства, консультантов, служащих и со специально построенным зданием. Когда мы встречаем очередное - например, здание ООН - мы печально качаем головой, прикрываем простыней труп и неслышно выходим на воздух.

Да и прочие гигантские концерны затенили своими отнюдь не мягкими крылами весь ландшафт современного делового мира. Миллионы людей живут под их сенью, получая поддержку и средства к существованию. Рабочие и служащие, инженеры и техники, союзники и смежники, вкладчики и подрядчики, пенсионеры и комиссионеры безмолвно поклоняются этому чуду глобализации. Их верность неистощима, ибо концерны снабжает своих подданных всем, необходимым для жизни. Этим идолам приносят ежедневные жертвы, шлют мольбы и падают ниц.
Но подобно вымершим динозаврам, эти корпорации оказались слишком громоздкими.
Их безжизненная сложность - в застывшей организационной структуре и в окостенелой безликости служащих.
Размеры - а не область “деятельности” - обрекают большие организации на гибель.
Безликость возникает естественно, никто к ней нарочно не стремится. Служащие должны быть взаимозаменяемыми, а значит, безликими. Их необходимо причесывать под одну гребенку.
Иначе система не будет работать: она ведь и так достаточно сложна.
Все решения оказываются безликими, гигантские расстояния искажают их до неузнаваемости, и получается, что управляют концерном мифические “они”.

Но когда репутация утеряна, вскоре испаряется и сила. А если нет силы, то и никакая репутация не выживет. В мире полно звучных титулов, полностью утративших свое значение.
Впрочем, так было всегда.
Новыми можно считать лишь наши сомнения - а способна ли выжить сама власть?
Считается, что наличие власти создает ощущение надежности. Вахтенный моряк спит на нижней палубе, потому что знает: офицер на мостике бодрствует и в случае чего не подведет. Но этому моряку не спалось бы так сладко, думай он, что если их судно столкнется с другим, то созовут специальную комиссию, которая, прежде чем принять решение, будет выслушивать подробные отчеты всех членов команды.

Впрочем, в защиту глобальных организаций всегда был и есть один сильный аргумент - “ради безопасности”. Мы открываем монополию на виселицу, артиллерию, железную дорогу и воздушную линию, объясняя это тем, что альтернативы могут быть исключительно опасными. Такова техническая тенденция нашего века - ограничение свободы всегда объясняется “укреплением безопасности”.

Кроме того, сторонники монополий обычно утверждают: видите, как преуспевают национализированные отрасли промышленности?
Но так ли уж они преуспевают? Английские шахты были переданы Национальному управлению угольной промышленности в 1947 году и лишь в 1962 году дали небольшую прибыль. Британская транспортная комиссия контролирует железные дороги и прочие транспортные службы, национализированные в 1948 году, и с того самого времени стабильно теряет деньги, причем потери 1962 года втрое превысили потери 1958-го.

Нам говорят: потери на государственных предприятиях оправданны. Это, мол, все равно, что почта: она работает на общество, и к ней нельзя подходить с теми же мерками, что к коммерческому предприятию.
Но потери, необходимые для “блага общества”, имеют свой предел.
А чем больше предприятие отождествляется с государством, тем меньше вероятность, что ему придется экономить на заработной плате.
Почему? Потому что каждый уволенный за ненадобностью - избиратель. Каждый вновь принятый на работу - тоже избиратель. Поэтому каждая партия, стоящая у власти, стремится трудоустроить побольше людей.
Когда любое коммерческое предприятие становится частью государства, то начинает терпеть убытки. Но если правительство соберется увольнять государственных служащих, то потеряет голоса избирателей. А вот купить их оно может - равномерным распределением рабочих мест.
Отождествляясь с государством, монополии превращаются в орудие официальной политики, и в один прекрасный день выясняется: большинство избирателей работают непосредственно на государство.
А это меняет всю природу и государства, и общества. Это, по сути дела, означает, что служащие будут голосовать за себя - за то, чтобы их как можно дольше никто не трогал.
И тогда выбор невелик: либо диктатура, либо полный крах.

… Три мыши разглядывали конструкцию из стальной проволоки на прямоугольной деревянной подставке. Из глубины этого странного сооружения исходил манящий запах сыра. Пол был устлан дорогим с виду мехом, да и стальной навес, судя по всему, был обшит этим же ценным материалом. Насколько мыши могли судить, обследовав конструкцию, вход в этот райский уголок открывался слева и был помечен простым указателем. Лаконичная надпись - “мыши” - явно приглашала войти внутрь. Вняв этому красноречивому призыву, мыши одна за другой уверенно двинулись влево и прыгнули в коробку. Они отведали сыра (то был плавленый сыр из кооперативного магазина), прилегли на мех (он был искусственный) и сказали друг другу: “вот это жизнь”.
Именно в этот момент дверца клетки опустилась, зловеще щелкнув.

Такие мышеловки уже пошли в ход и в нашем обществе, где приманкой стала “социальная обеспеченность”. Политики и чиновники полны решимости предотвратить депрессию, в которой они видят угрозу своему успеху на выборах и своим окладам.
Поэтому уровень заработной платы остается прежним (или повышается), а самым мудрым признается решение обеспечить всеобщую занятость. Для чего надо печатать больше денег, ссужать их наименее удачливым предпринимателям, приходить на помощь особо чахлым отраслям промышленности и щедро тратить средства в так называемом “государственном” секторе. Допотопные фабрики, расположенные в экономически одряхлевших районах, за уши вытягивают с того света и возвращают к жизни. Обанкротившимся компаниям дают еще денег, чтобы им было что пустить по ветру, а местные власти срочно принимаются расширять дороги, ремонтировать больницы и школы, и, конечно же, строить новые дома, в которых никто никогда не будет жить.
Тем, кому грозит безработица, дают возможность “переобучиться”, и в итоге они становятся охранниками или чиновниками.

Крах в той или иной степени предотвращен. Но удалось ли решить экономические проблемы?
Неприятное ощущение, что теперешнее благополучие приобретено ценою серьезной потери, ни на минуту не покидает нас. Во всей этой ситуации нет ничего, что побуждало бы кого-то что-то делать. Да, мы живем в условиях определенного комфорта и минимального риска. Но мех-то с самого начала был искусственным, а сейчас уже и вовсе потерся. Что касается сыра, то теперь его не так уж и много.
Не изменилась лишь сама клетка, в которой мы оказались. А также дверь, которую нельзя открыть изнутри. Пусть мы устроились с комфортом, но ловушка захлопнулась, и мы пойманы.

Пору краха госучреждений распознать очень легко. Метод зиждется на дальних перелетах. Исследования показали, что нервное истощение, свойственное современному человеку, обусловлено именно этими занятиями. Если загрузить ими в достаточной мере чиновника, он очень скоро заговорит об уходе.
Когда-то африканские племена уничтожали своих вождей при первых признаках дряхлости. В наши дни крупному деятелю предлагают поехать в июне на конференцию в Хельсинки, в июле - на конгресс в Аделаиду и в августе на съезд в Оттаву, причем каждое из мероприятий длится недели три. Когда, вернувшись из Оттавы, он ставит последнюю подпись в отчете, ему вручают программу новых конференций: в Маниле (сентябрь), в Мексике (октябрь) и в Квебеке (ноябрь). Суть этой техники изматывания в том, чтобы конференции происходили как можно дальше одна от другой и с большими перепадами климата.
Впрочем, слишком суровые меры приходится применять чрезвычайно редко. Последний раз это было в послевоенные годы. Начальник, подвергавшийся обработке, отличался особым упорством, так что пришлось отправить его в Малайю - на каучуковые плантации и оловянные рудники. Приземлился испытуемый поздно вечером по малайскому времени и его немедленно повезли на прием, потом на другой, а потом на обед (в обратную сторону). Потом он посетил две плантации, один рудник, еще одну плантацию (масличных пальм) и консервный завод. После званого обеда в деловом клубе осмотрел школу и клинику. Вечером был на двух приемах и на китайском банкете из двадцати блюд, где пили стаканами бренди. Деловые переговоры начались на следующее утро и продолжались три дня, а оживляли их официальные приемы и ежевечерние банкеты в восточном стиле.
Уже на пятый день гость не мог ходить, если его не вели под руки секретарь и личный помощник.

… Сегодняшний “деловой” мир немыслим без “экспертов по методам управления” и “специалистов по научной организации труда”, которых сокращенно называют бизнес-консультантами - преуспевающих, громогласных и вездесущих.
Дело консультирования безудержно разрастается. Бизнес-консультант для фирмы - это одновременно и психиатр, и успокоительное средство, без которого она просто не в силах обойтись, когда психическая напряженность ставит под угрозу ее нормальную жизнь, а порой и физическое существование.
Правда, не совсем понятно, почему консультант со стороны лучше хозяина разбирается в делах фирмы.
Впрочем, они делают возможным то, на что сами хозяева фирмы решиться не могли. К примеру, сокращение штатов на 50 процентов, заверение держателей акций, что модернизация системы управления проведена, за миллион долларов куплен мощнейший компьютер - символ “прогресса”, стены офиса из серого перекрашены в коричневый и беспокоиться теперь не о чем.
Но что, если бизнес-консультанты ничего - или почти ничего - в делах не смыслят? А их право давать советы зиждется главным образом на визитках? Может быть, им просто не удавалось найти себе другого применения в жизни?

Многие считают, что умение руководить - это качество, которое человек получает при рождении или не получает вовсе. Это не так. Когда перед солдатом встает выбор - идти направо или налево - он быстро понимает, что любое решение будет лучше бесконечных сомнений и шараханий из стороны в сторону. Если он не колеблясь выбирает направление, его шансы на успех составляют пятьдесят процентов, а оставаясь на месте, он проиграет почти наверняка.

Но во многих организациях, где учитывают каждую копейку и секунду, на руководящие посты выдвигаются беспомощные. И это, в общем-то, естественно, потому что они сами всплывают наверх.
К тому же, при назначении на ответственную должность отвергается любой кандидат, если против него можно сказать хоть слово. Когда такая безликость становится управляющим, организацию неминуемо ждет катастрофа.

События могут развиваться по-разному. Тут многое зависит от характера безликости. Нередко случается так, что этим маскируется распаленная неприязнь ко всем, кто умнее, находчивей, энергичней и одареннее, а значит, ненавистны все люди.

Принцип Питера - школьного учителя и психолога - был преподнесен человечеству в сопровождении мощной рекламы и, как этого можно было ожидать, поразил воображение тех, кто занимается политикой. Суть его вкратце в следующем: во всякой иерархии каждый служащий имеет тенденцию достигать своего уровня некомпетентности.
Наш мир, считает Питер, это мир воинствующей некомпетентности. Если человек успешно справляется со своими обязанностями, его считают подходящей кандидатурой для выдвижения. В итоге он достигает уровня, где обнаруживается его некомпетентность, так как его новые обязанности оказываются ему не по силам. Больше его не повышают, но он остается на том месте, куда попал, хотя с обязанностями своими по-прежнему справиться не в состоянии. Процесс этот приводит к тому, что большинство должностей заняты людьми некомпетентными.

Лишь изредка встречаются учреждения, где работает гениальный человек, который всегда оказывается прав и который сочетает в себе выдающиеся способности с даром предвидения. Он может вообразить себе то, чего больше никто не видит - как четкий, ясный живой образ. При этом для человека, обладающего даром предвидения, критическим испытанием является неспособность - отнюдь не нежелание - что-либо объяснить.
Теоретически именно он должен стать управляющим, но в реальной жизни его недолюбливают и руководить фирмой назначают другого. Ведь отвергнув несколько раз его разумные предложения, сослуживцы проникаются к нему острой неприязнью.

“Что ж, поступайте, как знаете, - предупредит он их однажды, - но мы потеряем все”.
Они поступят по своему усмотрению, и даже если человек не напомнит о своем предупреждении, не забудут своей ошибки, словно он нарочно накликал беду.
Люди не склонны прощать тех, кому они навредили, да и человека, чьим добрым советом пренебрегли, выносят с трудом.

Ирина Табакова

P.S. Уважаемые читатели!
Финские фашисты не ограничились закрытием счетов нашего независимого СМИ, и отобрали у нас офис и единственное жилье. Но мы по-прежнему продолжаем печатать наши статьи и готовим к печати книгу "Постгуманизм". Реквизиты для финансовой поддержки сообщим - как только откроем счет