Споры вокруг интернета не утихают уже несколько десятков лет. Пока техноутописты воспевают электронный рай, скептики воспринимают его как символ оболванивания и превращение мира в безжизненную пустыню. “Луддиты” - восклицают фанатики, - вы что, хотите опять в пещерный век?” Противников же тотальной компьютеризации раздражает ущербное представление о человеческом мозге. Но и те, и другие упускают из виду одну важную вещь: если мы пользуемся средством коммуникации достаточно часто, оно меняет нас самих - как личностей, так общество в целом. Оно творит злые шутки с нашей нервной системой. Мы так увлечены технологиями, что не замечаем происходящего внутри собственных голов.- “Наличие компьютера было совершенно необязательно для выживания общества в послевоенный период, - пишет Николас Карр в исследовании “Что интернет делает с нашими мозгами”. - Но абсолютно некритичное отношение со стороны американских политиканов и беспрецедентная жадность “прогрессивных” представителей компьютерной отрасли навязали миру неживую - “виртуальную” - форму. Чем большую часть своей жизни мы посвящаем бестелесным символам на экране, тем сильнее теряем человечность, жертвуя именно теми качествами, которые отличают нас от машин: связью между нашими мыслями и телом, способностью испытывать эмоции и сострадание”.
Компьютер “начал деятельность” 12 января 1992 года на таинственном заводе в городе Урбана, штат Иллинойс. Тогда никто не мог даже представить себе масштаб пиршества, которое накроет нам интернет: блюдо за блюдом, одно сочнее другого, и ни минуты на то, чтобы перевести дух между ними. После того как компьютеры, завязанные в сеть, уменьшились до размеров iPhone или BlackBerry, пир стал мобильным, доступным в любое время и в любом месте. Экраны так щедро делятся с нами информацией и делают это таким удобным образом, что мы отметаем все сомнения. Они так верно служат нам, что мы отказываемся замечать, что они стали нашими хозяевами.
Для “прогрессивного” человечества сеть стала настоящим подарком небес. Нужную книгу можно скачать за несколько минут. Пара запросов в google, нажатие нескольких гиперссылок - и мы получаем билет на самолет или отель.
А сколько часов работы или литров бензина сэкономлено?
С помощью интернета можно заниматься покупками, проводить большинство банковских операций, оплачивать счета, составлять графики встреч, продлевать действие водительского удостоверения и рассылать поздравления.
Но за все эти блага приходится платить огромную цену - cеть делает человеческую жизнь бессмысленной.
Представьте себе, что вы - архитектор, но любое здание, которое вы бы хотели построить, компьютерная модель “изобразит” гораздо быстрее и дешевле. Или вы - врач, но каждого человека, которого вы хотели бы вылечить, нейросеть “стабилизирует” опять же быстрее и намного более безболезненно. А если вы поэт, мечтающий написать стихотворение? И это сеть сделает за вас гораздо быстрее.
Наэлектрилизованные кусочки пластмассы генерируют мировые “новости”, “моделируют” одежду, “планируют” новостройки и создают героев фильмов из пикселей.
Впрочем, мало, кто хочет вернуться к прежнему порядку вещей.
В виртуальном мире даже идея чтения настоящей бумажной книги кажется большинству старомодной и глупой. Ведь уже нет никаких причин для того, чтобы с трудом продираться сквозь главы текста, когда требуется минута или две для того, чтобы найти нужное с помощью google search.
Сфера использования сети стала беспрецедентной. По собственному желанию или по необходимости, но мы выбрали эту скорострельную модель сбора и распространения информации.
Не менее широко и ее влияние. Спокойное, целенаправленное и сосредоточенное человеческое мышление, гибкое и тонкое, которое лежало в основе творчества эпохи Возрождения, рациональности Просвещения и изобретательности Промышленной революции, уступило дорогу “информации” в виде коротких, не связанных между собой и часто дублирующих друг друга кусочков.
“Я готовился к экзаменам в огромном читальном зале библиотеки, выискивал нужные мне факты в громадных каталогах, но не чувствовал ничего, что сейчас называют “информационной нагрузкой”, - пишет Николс Карр. - Было что-то успокаивающее в скрытности всех этих книг, их готовности ждать годами, а то и десятилетиями, что придет читатель и, наконец, вытащит их с привычного места на полке. “Не торопись”, - будто бы шептали мне книги своими пыльными голосами. В 1986 году я купил свой первый компьютер, и через небольшое время начал чувствовать, что это нечто большее, чем просто инструмент, слушающийся моих команд. Эта машина тихо, но безошибочно распространяла на меня свое влияние. Я обнаружил, что больше не могу ни писать, ни править на бумаге, и чувствовал себя неловко без кнопки “delete”, панели прокрутки и кнопок копирования. Используя текстовый редактор, я и сам превратился в его подобие. Чуть позже я начал слышать в разговорах новое слово - “интернет”, описывавшее таинственную сеть, которая должна была “все изменить”. Дальнейшее всем известно. Более быстрые чипы. Скоростные модемы. DVD и устройства для их записи. Жесткие диски размером в гигабайт. Потоковое видео. Смартфоны, миниатюрные диски для хранения данных, нетбуки. Кто мог бы устоять перед всем этим? Однако в какой-то момент в этом информационном раю завелся червь сомнения -
меня начала беспокоить моя неспособность обращать внимание на что-то больше, чем пару минут. Я понял, что мой мозг не просто блуждал. Он испытывал голод. Он требовал, чтобы его накормили содержимым сети - и чем больше он насыщался, тем голоднее становился. Даже не находясь возле компьютера, я испытывал непреодолимое желание проверить почту, пройтись по ссылкам или поискать что-то через google".
Плохие привычки могут закрепляться в нашем мозгу точно так же, как хорошие. Пластичные изменения не всегда могут приводить к положительным результатам. В дополнение к своей функции механизма развития и обучения, пластичность может стать причиной возникновения патологии и интеллектуального распада.
Но большинство людей не желают даже думать о том, что наши инструменты способны хоть в какой-то степени контролировать нас. Провозглашается, что компьютерные технологии представляют собой всего лишь способ передачи информации и ничего более.
“Но если опыт общества и способен чему-то научить нас, - считает политолог Лэнгдон Уиннер, - так это тому, что технологии представляют собой не просто помощника в деятельности, а мощную силу, меняющую как саму эту деятельность, так и ее смысл”.
Технологический прогресс способен выступать в роли поворотной точки истории.
Новые инструменты для охоты и земледелия привели к значительным изменениям - как с точки зрения прироста населения, так и места проживания и типа деятельности.
Транспортные средства расселили людей, перестроив механизмы торговли и предпринимательства. Новые виды вооружений изменили баланс сил между различными государствами, ну и так далее.
При этом наши тесные связи с инструментами оказывают двоякое влияние. Точно также, как они становятся расширением нас самих, мы превращаемся в расширение технологий.
Каждый инструмент накладывает ограничения, одновременно открывая новые возможности. Чем больше мы используем его, тем больше приучаемся к его форме и функции.
Так, после изобретения ткацкого станка работники могли в течение дня произвести больше ткани, чем вручную. За это они пожертвовали ловкостью своих рук, не говоря уже о “чувстве” ткани.
Фермеры потеряли чувство земли, когда начали использовать механические бороны и плуги. Сидящий в кондиционированной кабине огромного трактора “производитель сельхозпродукции” редко касается почвы - хотя при этом может за один день обработать поле, которое его предок с мотыгой не мог бы вспахать и за месяц.
Мы проезжаем за рулем машины куда большее расстояние, чем прошли бы пешком, однако лишаемся всей интимности соприкосновения с природой.
Механические часы, несмотря на все свои преимущества, отстранили нас от естественного течения времени.
Мы возводим дома и шьем водонепроницаемую одежду, так как стремимся защититься от дождя и холода. Мы строим централизованную систему канализации, так как хотим поддерживать безопасную дистанцию от наших собственных отходов.
Но честная оценка любого нового инструмента требует пристального внимания не только к тому, что мы приобретаем, но и что теряем.
Мы не должны позволять блеску “прогрессивных” технологий ослепить нашего внутреннего сторожевого пса.
Когда плотник поднимает молоток, тот становится - по крайней мере, с точки зрения мышления - частью руки плотника. Когда солдат подносит к глазам бинокль, его мозг начинает пользоваться новой парой “глаз”.
Способность управляться со всевозможными инструментами является нашей отличительной особенностью как биологического вида. Именно это - в комбинации с превосходными когнитивными навыками - и помогает нам так хорошо осваивать новые технологии.
Однако очень сложно определить, каким образом технологии, в особенности интеллектуальные, влияют на процесс человеческого мышления. Мы видим его продукты -шедевры искусства, научные открытия, символы, перенесенные на бумагу, но не само мышление. Можно найти множество окаменелых останков, но только не окаменевший разум.
Что касается компьютеров, то есть очень глубокая причина, по которой наша нервная система так быстро объединилась с ними. Эволюция наполнила наш мозг социальным инстинктом, поэтому мы видим мышление там, где его на самом деле нет, даже в кусках пластмассы.
Подобное кибернетическое размывание границы между мозгом и машиной позволяет нам более эффективно выполнять некоторые задачи, но при этом несет угрозу для нашей целостности как человеческих существ.
Даже на самом бытовом уровне эффект такого взаимодействия оказывается не столь положительным, как нам хотелось бы верить. Увеличение объема информации может означать уменьшение объема знаний.
А какой эффект оказывают на нас используемые нами программные продукты? Каким образом все эти “гениальные приложения” влияют на то, что и как мы учим?
По крайней мере, множество исследований показали - чем лучше оказывается программа, тем глупее становится пользователь.
В 1936-м году Алан Тьюринг не мог предвидеть, что придуманная им “универсальная машина” превратится в массовое средство коммуникации и что все разнообразные типы информации - слова, цифры, звуки, изображения, движущиеся картинки - могут быть переведены в цифровой код, все они “вычисляемы”. Девятую симфонию Бетховена и порноролик можно свести последовательности единиц и нулей, а затем обработать, перенести на другой компьютер и продемонстрировать на экране. Сегодня мы своими глазами видим последствия открытия Тьюринга.
И хотя он же и сделал важное предупреждение о том, что в попытках создать интеллектуальные машины “мы не должны безответственно узурпировать власть Бога, создающего души, кроме как для рождения детей”, большинство предпочитает не обращать на это внимания.
Тем не менее, завеса тумана, до поры скрывавшая механизмы взаимодействия между технологией и разумом начинает рассеиваться. Биологи установили, что применение тех или иных инструментов усиливает одни нервные связи и ослабляет другие, расширяет одни пути мышления и заставляет “не нужные” исчезнуть.
Так, эксперименты показали, что мозг грамотных людей отличается от мозга неграмотных по целому ряду параметров. Читатели текстов на английском языке более активно (по сравнению с людьми, читающими тексты на итальянском) используют зоны мозга, связанные с расшифровкой визуальных образов. Исследователи считают причиной различия то, что слова английского пишутся и произносятся по-разному, в то время как в итальянском произносятся так же, как пишутся.
В условиях устной культуры мышлением управляла способность человека к запоминанию. Знание - это то, что вы можете вспомнить. На протяжении тысячелетий, предшествовавших возникновению письма, язык развивался для того, чтобы помочь людям удерживать в памяти огромное количество информации.
С изобретением письма они обрели способность к глубокому мышлению. Изменилась и природа обучения: университеты стали рассматривать самостоятельное чтение как важное дополнение к устному преподаванию в аудиториях, а библиотеки начали играть более важную роль в жизни как университетов, так и городов в целом.
А после 550 лет развития печатные тексты и связанные с ними продукты сдвинулись из центра нашей интеллектуальной жизни на периферию. В середине XX века мы начали уделять все больше времени и внимания недорогим, обильным и бесконечно развлекающим нас продуктам - радио, кино, фонографу и телевидению. Однако все эти технологии были ограничены - они могли дополнить книгу, но не заменить ее.
Все изменилось с массовым распространением электронных систем. Страница текста, которую мы видим на экране компьютера, может показаться очень похожей на страницу напечатанного.
Но качество чтения с помощью книг значительно выше, чем с помощью других носителей. Слова, напечатанные черными чернилами на странице, значительно легче читать, чем слова, сформированные из пикселей на светящемся экране. Вы можете прочитать хоть десять, хоть сто страниц, и ваши глаза не устанут.
Зато прокрутка окна или нажатие гиперссылок в веб-документе включают в себя физические действия и сенсорные раздражители, которые сильно отличаются от того, что мы испытываем, держа в руках книгу и переворачивая страницы.
А когда поисковая машина обращает наше внимание на определенный кусок текста, у нас остается еще меньше стимулов к тому, чтобы изучать его целиком. Проводя поиск в сети, мы не видим леса за деревьями. Мы даже не видим самих деревьев - лишь отдельные ветки и листья. За счет совмещения в рамках одного экрана множества различных типов информации сеть все сильнее фрагментирует контент и нарушает нашу концентрацию.
Десятки исследований, проведенных физиологами, неврологами, специалистами в области образования и развития технологий, делают один и тот же вывод: выходя в сеть, мы оказываемся в среде, побуждающей нас к беглому чтению, торопливому и несконцентрированному мышлению и поверхностному обучению. Сеть обеспечивает нас именно теми сенсорными стимулами - повторяющимися, интенсивными, интерактивными и вызывающими привыкание, - которые способны сильнее и быстрее всего привести к изменениям в нейронных цепях и функциях мозга.
Пока мы водим пальцем, набирая текст на смартфоне или прикасаясь к “иконкам” на экране, сеть бомбардирует сигналами нашу визуальную, сенсорную и слуховую кору головного мозга.
Она включает все наши чувства (за исключением запаха и вкуса), причем одновременно,
обеспечивает мощными инструментами поиска информации и превращает в подопытных животных, постоянно нажимающих на нужные кнопки для того, чтобы получить очередную порцию “лакомства”.
На экранах появляются не просто постоянно меняющиеся строки текста и видео, но и гиперссылки, выделяющиеся ярким цветом, курсоры, меняющие форму в зависимости от выполнения той или иной функции, непрочитанные электронные сообщения, выделяемые жирным шрифтом, виртуальные кнопки и другие элементы на экране, уговаривающие нас нажать на них, формы, требующие заполнения, всплывающая реклама и новые окна браузера, которые нужно закрыть или, напротив, с содержанием которых необходимо ознакомиться.
Находясь в интернете, мы забываем обо всем остальном, что происходит вокруг нас. Реальный мир отступает, когда мы погружаемся в поток символов и стимулов - сеть захватывает наше внимание лишь для того, чтобы его рассеять.
Когда мы читаем бумажную книгу, информация поступает нам дозировано, как вода через кран, и мы можем контролировать ритм нашего чтения. Благодаря целенаправленной концентрации на тексте, мы можем понемногу передавать информацию в долгосрочную память и формировать ассоциации, важные для создания схем.
В случае сети мы сталкиваемся с множественными и крайне активными источниками информации. По мере передвижения от одного источника к другому мы быстро забиваем свой “кран”. А когда поток воды оказывается большим, чем пропускная способность крана, - мы оказываемся неспособными удержать информацию.
Нам становится все сложнее отличить сигнал от шума, и мы превращаемся в бездумных потребителей данных.
Впрочем, сеть изначально и была создана именно как машина для рассеивания внимания. Уже давно психологические исследования опытным путем доказали то, что нам известно благодаря здравому смыслу: частые прерывания вынуждают наши мысли разбрасываться, ослабляют память и повышают степень напряжения и тревоги.
А переключение с одной задачи на другую препятствует нашему мышлению и повышает вероятность того, что мы либо не заметим важную информацию, либо дадим ей неверную интерпретацию.
Кстати, в самом блуждании и сканировании нет ничего плохого, даже если они происходят в быстром темпе. Нам свойственно не читать бумажные газеты целиком, а лишь скользить по заголовкам статей. Перед покупкой новой книги или журнала мы быстро пролистываем их, читаем один-два абзаца, а затем принимаем решение о том, заслуживает ли этот источник более пристального изучения. Способность быстро знакомиться с текстом важна ничуть не меньше, чем способность углубляться в чтение.
Проблема состоит в том, что быстрое чтение “по верхам” становится для нас основным методом чтения.
Кроме того, наши “онлайновые” привычки, продолжают влиять на работу нашего мозга даже когда мы находимся в реальном мире.
Ведь выполняя множество задач онлайн, мы тренируемся обращать внимание на всякую ерунду, что служит еще одним подтверждением того, что наш мозг приобретает черты электронной технологии.
Сеть представляет нам мгновенный доступ к беспрецедентной по своим размерам и масштабам библиотеке данных. Но при этом сводит на нет само определение знания.
… В 1890-м году молодой человек по имени Фредерик Тейлор запустил секундомер на Мидвейльском сталелитейном заводе в Филадельфии и тем самым начал историческую серию экспериментов, направленных на резкое повышение производительности труда. Получив одобрение собственников, он нанял группу рабочих, поставил их за различные агрегаты и начал фиксировать продолжительность любого их движения. Разбив каждый процесс на ряд небольших шагов, а затем тестируя методы их выполнения, Тейлор создал ряд точных инструкций (сегодня мы назвали бы это алгоритмом) по тому, как должен работать каждый сотрудник. Он убеждал своих сторонников в том, что “в прошлом на первом месте был человек, а в будущем первое место должна занять система”.
Работники завода выражали неудовольствие жестким режимом и жаловались на то, что он превращает их в автоматы, однако производительность на заводе выросла.
Религия тейлоризма основана на шести допущениях: “о том, что единственная цель человеческого труда и мысли связана с эффективностью, технические расчеты во всех своих аспектах превосходят человеческие суждения, человеку вообще нельзя доверять, так как он страдает от слабости, двусмысленности и ненужного усложнения, субъективность представляет собой препятствие для ясного мышления, неизмеримые вещи либо не существуют, либо не представляют ценности и лишь эксперты должны оценивать качество жизни людей и направлять их”.
Все это полностью соответствуют этике современных “ инновационных” корпораций.
За единственным исключением - они не верят в то, что жизнь людей должна направляться экспертами. Техногиганты считают, что эту работу стоит доверить программным алгоритмам. И если бы во времена Тейлора уже существовали мощные цифровые компьютеры, он наверняка с этим бы согласился.
Прибыли интернет корпораций напрямую связаны с темпами потребления информации пользователями. Чем быстрее мы скользим по поверхности сети, чем больше ссылок нажимаем и чем больше страниц просматриваем, тем больше появляется возможностей как для сбора информации о нас, так и для предложения нам рекламы. Более того, рекламная система техкомпаний создана так, чтобы вычислять, какие именно сообщения привлекут наше внимание, а затем помещать эти сообщения в поле нашего зрения. Каждый клик в сети означает, что мы теряем концентрацию и отвлекаемся. Экономический интерес состоит в том, чтобы мы нажимали на ссылки как можно чаще. Можно сказать, что они буквально занимаются отвлечением нашего внимания.
Впрочем, жизнь интернет-компаний редко бывает долгой. Поскольку их бизнес основан на эфемерной основе, выстроенной из невидимых строк программного кода, то и защита оказывается слишком слабой. Все, что нужно, чтобы “прогрессивное решение” моментально устарело - толковый программист.
Да и вся бизнес-стратегия оказывается куда менее таинственной, чем может показаться.
В том внимании, которое интернет-компании уделяют “эффективности информационного обмена” как ключевого условия прогресса, нет ничего нового. Эта тема активно обсуждалась и обдумывалась еще со времен промышленной революции. Точка зрения техкорпораций отражает твердое и последовательное противостояние тем, кто считает, что истинное просветление приходит только через самосозерцание и самоанализ.
В 2007 году американская ассоциация содействия развитию науки пригласила основателя google Ларри Пейджа выступить на ежегодной конференции, где он поделился с аудиторией собственным пониманием человеческой жизни и человеческого интеллекта. “Моя теория состоит в следующем, - заявил он - если посмотреть на внутреннюю программу каждого человека, то ее объем в сжатом виде составит около 600 мегабайт, и это меньше, чем любая современная операционная система, меньше, чем Linux или Windows. Соответственно, наши внутренние программные алгоритмы кажутся не особенно сложными - интеллект, скорее, связан со способностями к вычислению”.
С его точки зрения, мозг не напоминает компьютер - он и есть компьютер. Поэтому интеллект можно сократить до понятия обработки большего количества битов информации в чипе, содержащемся внутри нашего черепа. Таким образом, между человеческим и машинным интеллектом нет никакой разницы.
Но действительно ли мы стоим ли мы на пороге появления искусственного интеллекта? Стучатся ли наши кремниевые повелители в нашу дверь?
Возможно, что нет. Первая научная конференция по вопросам искусственного интеллекта прошла в Дартмуте летом 1956 года. В то время всем казалось очевидным, что в самом скором времени компьютеры будут способны воспроизводить человеческую мысль.
Однако несмотря на годы последующих усилий работа человеческого мозга ускользала от точного описания.
В течение пятидесяти лет компьютеры стали работать со скоростью молнии, но с точки зрения интеллекта они остаются тупыми как пни. Ни один компьютер не может придумать никакой новый символ, основываясь на своих внутренних ресурсах.
Однако защитники “искусственного интеллекта” не сдаются. Они просто переключают фокус своих усилий. Им пришлось отказаться от идеи написания программного кода, имитирующего процесс человеческого обучения. Вместо этого они пытаются копировать в компьютерной технике электрические сигналы, движущиеся внутри миллиардов нейронов человеческого мозга. Они верят, что интеллект может “всплыть” в машине точно так же, как всплывает мышление в мозге человека.
И хотя крайне мало оснований считать, что этот новый подход окажется более продуктивным, предположение о том, что всем нам будет лучше, если наши мозги будут дополнены или даже замещены битами, выглядит очень тревожным.
Да и в целом, в человеческой истории не было прецедентов происходящих сегодня процессов. Идея о том, что память можно “отдавать на аутсорсинг”, была абсолютно немыслима для прежних эпох.
Древним грекам память представлялась богиней. Это же мнение оставалось актуальным и в Средние века, и в эпоху Возрождения, и в эпоху Просвещения... вплоть до конца XIX века.
С развитием цифровых технологий память не только потеряла свои божественные черты - она перестала быть уникальным свойством человека.
Это лишний раз подчеркивает, что мы вполне смирились с образом нашего мозга как компьютера. Если биологическая память функционирует подобно жесткому диску, то выгрузка этой информации в сеть не просто становится возможной - она освобождает нас.
Но проблема в том, что биологическая память является живой, а компьютерная - нет.
Человеческий мозг продолжает обрабатывать информацию в течение длительного периода после ее получения и никогда не достигает точки, при которой впечатления не могут более превращаться в воспоминания.
Память невозможно заполнить на 100 процентов. Но когда мы начинаем использовать сеть в качестве замены, то опустошаем свой мозг.
Изменения происходят автоматически, вне нашего сознания, однако это не должно освобождать нас от ответственности за то, какой выбор мы делаем.
Отдавая свою память на аутсорсинг машине, мы отдаем ей крайне важную часть нашего интеллекта и собственной личности.
Да и человеческая культура в целом - это нечто большее, чем совокупность “мировой информации”. Ее невозможно превратить в бинарный код и загрузить в сеть.
Для того чтобы выжить, культура должна обновляться в мозге представителей каждого поколения.
В любом случае, заходя в сеть, мы движемся по сценарию, написанному кем-то другим. Мы следуем алгоритмам, которые мало кто мог бы понять, даже если бы увидел исходные коды. Когда мы ищем информацию с помощью google или другой поисковой машины, то следуем сценарию. Когда мы изучаем продукт, рекомендуемый нам аmazon, мы следуем сценарию. Когда мы выбираем значения из списка категорий для того, чтобы описать себя на странице в facebook, мы следуем сценарию.
Эти сценарии могут быть гениальными и крайне полезными для нас (как это было и на фабриках, работавших по законам Тейлора), но они превращают самые деликатные и личные виды человеческой деятельности в бессмысленные “ритуалы”, шаги которых закодированы в логике веб-страниц.
Впрочем, большинству нравится та простота, с которой наш мозг адаптируется к интернету. Тем более, что усиленно пропагандируется - технологический “прогресс” необратим, поэтому мы скоро “разовьемся” в более гибких потребителей данных.
Возможно, прямо сейчас мы находимся на последней грани перед этим закреплением.
P.S. Уважаемые читатели!
Финские фашисты не ограничились закрытием счетов нашего независимого СМИ, и отобрали у нас офис и единственное жилье. Но мы по-прежнему продолжаем печатать наши статьи и готовим к печати книгу "Постгуманизм". Реквизиты для финансовой поддержки сообщим - как только откроем счет 
