Если бы Homo Sapiens был наделен только биологической агрессией, которая роднит его с животными, то был бы сравнительно миролюбивым существом. Большинство млекопитающих не убивают “своих” - между ними бывают ссоры и стычки, но дело редко доходит до кровавых и смертельных драк. “Человек разумный” отличается от зверей тем, что он - убийца. Он единственный, кто не только безо всяких причин мучает своих сородичей, но и еще находит в этом удовольствие.

Люди на протяжении своей истории так часто убивали, что трудно представить существование каких-либо преград. Лабораторный эксперимент Милгрэма, многие другие научные опыта да и вся история в целом показали чрезвычайно сильно выраженную готовность вроде бы нормальных людей пытать других, следуя указаниям “авторитета”. Есть ли вообще нечто, что этому мешает?
Как ни удивительно, да. К примеру, угрызения совести или привязанность. Так, многие заявляют, что не в состоянии убить свинью или корову, которых они вырастили и полюбили. При этом те же самые люди спокойно и с удовольствием съедят стейк, приготовленный из “незнакомых” животных.
Человеку трудно убить не только в том случае, когда есть какая-то “личная связь”, но и потому, что он идентифицирует потенциальную жертву с живым существом, и у него возникает неосознанное чувство вины.

Но даже в высокоцивилизованной культуре Древней Греции рабы не считались людьми в полном смысле слова. А чтобы дать солдатам, крестоносцам и полициям всех времен “право” на уничтожение, им прививают чувство отвращения к противнику как к “низшему существу” - untermenschen.
Ведь по своей природе человек не склонен к героизму.
В ситуации “бей или беги” подавляющее большинство предпочтет не рисковать. Чтобы заставить людей идти в бой, требуется слишком много усилий. Именно этой цели служит большинство “государственных” институтов и весь идеологический арсенал.

Многозначность слова “агрессия” (от латинского “agressio” - нападение, приступ) вызывает большую неразбериху. Оно употребляется по отношению к человеку, который защищается от нападения, к разбойнику, убивающему ради денег, и к садисту, пытающему пленника.
Но существует огромная разница между поведением и характером. Кто-то лишь покорно ведет себя в соответствии с садистскими правилами, а кто-то находит в этом удовольствие.

По мере технического “прогресса” степень разрушительности возрастает, - пишет социолог Эрих Фромм в книге “Анатомия человеческой деструктивности”. - В современном индустриальном обществе люди ориентируются на голый просчет - чувства бедны, а эмоции представляются излишним балластом. К тому же, чем больше идеология утверждает, что она объясняет все, тем больше приветствуется. Ее идолом может стать что угодно. Индивид может поклоняться тому, кто требует убийства собственных детей, или же тому, кто побуждает беречь их и защищать. Поэтому мы должны различать два совершенно разных вида агрессии. Первый - общий для всех животных - это импульс к атаке (или к бегству) в ситуации, когда возникает угроза жизни. Подобная оборонительная агрессия затухает, как только исчезает опасность. Другой вид - деструктивность и жестокость, которые свойственны только человеку - они не служат биологическому выживанию, не имеют никакой цели, кроме как поддержание существующей иерархии. Во все времена те, кто говорил правду о “режиме”, подвергались гонениям со стороны разгневанных властей. Их изгоняли, сажали в тюрьмы, убивали. Все это обосновывалось “опасностью для системы”. Но серьезное исследование причин жажды разрушения свергает основы всех идеологических систем. Становится невозможным избежать проблем ненормальности общественного строя - придется нарушить табу, скрывающиеся за такими “священными” понятиями как безопасность или патриотизм”.

Для обывателей, лояльных к “власти” истина так же опасна. Она “разматывает” их систему ориентации, вызывая чувство крушения и смятения. Гораздо удобнее оставаться слепым.
Если спросить любого “законопослушного” индивида - зачем он выполняет указы “властей” - даже откровенно вредные и опасные - он искренне удивится. “Как же иначе: ведь тогда наступит хаос, бардак, люди начнут грабить и убивать друг друга. Это же их природа”.
И хотя утверждение о том, что человек не может жить без контролирующих руководителей, является грандиозной ложью, предпринимаются многочисленные попытки объяснить необходимость регулирующих органов не только с помощью идеологии, но и науки.

Так, австрийский зоолог Конрад Лоренц утверждал, что агрессивность - это врожденное, инстинктивно обусловленное свойство всех высших животных. Он считал “необходимым биологическим импульсом” не только стремление к разрушению, но и жажду крови и жестокость.
По его мнению, все эти страсти являются врожденными. То есть, садистское поведение, проявляющееся в войнах и преступлениях запрограммировано, связано с инстинктом, который ждет своего места и часа и использует любой повод для своего выражения.

У этой гипотезы тут же нашлись многочисленные сторонники.
Одной из причин стало чувство безнадежности и страха, поселившееся в сердцах миллионов людей перед лицом все возрастающей опасности мировой катастрофы.
Те, кто разуверились в идее прогресса и в том, что они могут что-то изменить, нашли причину своих разочарований.
Действительно, что может быть желаннее, чем теория, утверждающая, что насилие коренится в нашей звериной натуре и что самое лучшее - постараться понять, что сила и власть этого влечения являются закономерным результатом эволюции.
Эта теория очень легко превратилась в идеологию, которая помогла рационализировать чувство беспомощности.
Она успокаивает - ведь даже если все мы должны погибнуть, то утешаем себя тем, что это обусловлено самой “природой” человека и что все идет именно так, как и должно было идти.

Психолог Фредерик Скиннер выдвинул другую гипотезу немотивированных издевательств - бихевиоризмом. В лабораторных условиях он создавал крысам и голубям условия, при которых они вели себя тем или иным образом - а именно, нажимали (или не нажимали на рычаги и клевали (не клевали) клавиши.
По мнению Скиннера, человек формируется под влиянием социума, и нет ничего, что могло бы решительно помешать становлению мирного и справедливого общественного строя.
Теория оказалась чрезвычайно привлекательной для всех, кто относит себя к либералам.
Да и разве она не выглядит единственно возможной в исторический момент, когда политические лозунги себя исчерпали, а революционные надежды захлебнулись?

Но когда мы от лабораторных крыс переходим к реальной жизни индивида и общества, то возникают серьезные вопросы: зачем человека подвергают манипуляции и кто является заказчиком?
Впрочем, этой теории удалось умело вмонтировать в либеральные идеи элементы негатива. В машинный век труд, потребление и свободное время индивида - все находится под воздействием рекламы, идеологии и прочего, что Скиннер называет “положительным стимулированием”.
Личность потеряла свою активную роль в социальном процессе, человек стал совершенно “конформным” существом. Он привык, что любое поведение, поступок, мысль и даже чувство, отклоняющиеся от стандарта, будут иметь для него отрицательные последствия. Если же он будет настаивать на своей уникальности, то рискует своей карьерой, потерей работы, и главное - окажется в изоляции.

Впрочем, бихевиоризм никак не может объяснить - почему многие из тех, кого обучили преследовать и мучить других, становятся душевнобольными?
Или почему “положительное стимулирование” не спасает людей? Что вырывает их из объятий разума или совести и тянет в диаметрально противоположном направлении? Почему наиболее “приспособленные” страдают от комплексов и неврозов?
Очевидно, существуют какие-то влечения, которые сильнее, чем обучение.

Трагизм человеческого поведения состоит в том, что индивид всегда пытается не ставить себя в конфликтную ситуацию и не осознает своего выбора между тем, что ему диктуют страх, и тем, что запрещает совесть.
К примеру, “неполитические заключенные” - бюргеры - составляли в немецких концлагерях небольшую группу, но хуже всех выдерживали шоковое потрясение. Когда над ними издевались, они рассыпались в заверениях, что никогда не были противниками национал-социализма. Они не могли понять, за что их преследовали, коль скоро они всегда были послушными. Они подавали прошения, ползали на животе перед эсэсовцами. Поскольку они были чисты перед законом, они принимали все слова и действия СС как совершенно правильные и возражали только против того, что они сами стали жертвами. Преследования других они считали вполне справедливыми. Поведение этих бюргеров показало, что их самосознание покоилось лишь на уверенности в своем социальном статусе. Лишившись его, они стали беспомощными.

По мнению инстинктивистов, человек живет прошлым своего рода, бихевиористы же полагают, что его существование определяется сегодняшним днем общества. Первые считают индивида машиной, в которую заложены унаследованные модели, вторые - той же машиной, способной воспроизводить социальные модели современности.
Является ли индивид продуктом эволюции животных предков или результатом влияния среды, он не принимает участия в своей жизни, не несет никакой ответственности и не имеет ни капли свободы. Он - марионетка, которой управляют либо инстинкты, либо манипуляторы.
Обе теории опираются на одну общую предпосылку: человек не имеет души с ее особой структурой и законами. Они упускают из вида личность - самого действующего человека.

В условиях повторения сигналов, сопровождающихся вознаграждением или наказанием, человек (как и все животные) оказывается в полной власти инстинктов.
Но не всегда и не неизбежно. Нередко он готов поставить на карту свое имущество, свободу и даже жизнь во имя любви, правды и чести.
Или наоборот - пожертвовать всем из ненависти, алчности, садизма.
Человеческое поведение не поддается объяснению, если его рассматривать как следствие исключительно инстинктов или воспитания.
Конкретная реакция на ту или иную ситуацию - это результат взаимодействия огромного числа переменных, из которых только две определяются генами или средой.

Разумеется, человека можно обучить всему и чуть ли не любым способом.
Но именно “чуть ли не”.
Его можно воспитать рабом, но он станет мятежником. Можно приучить его чувствовать себя частью машины, но он будет глубоко несчастным.
Каждый реагирует по-разному. Причем это зависит не только от внутренних факторов, но и от ситуации. Так, садист в обычное время может вести себя как тихий и даже милый индивид. Но когда террор получает одобрение, он мгновенно находит должности, на которых в полной мере проявляется его тяга к издевательствам.

Впрочем, ни один преторианец, инквизитор, охранник, налоговик, полицай или судебный пристав никогда не признаются, что ими движет страсть разрушать. Они искренне считают, что мучают людей (“работают на благо общества”) так как являются представителями структур, которым государство (король или фюрер) делегируют “право” на применение насилия.
Пять тысяч лет невероятное число людей считали, что “власть” - признак силы. Ведь если она может убить человека, то “сильнее” его. Но мало, кто давал себе труд осознать, что без групп вооруженных особей, карающих за невыполнение указов, “власть” - всего лишь попытка превратить в бога того жалкого червя, которым она себя чувствует.
И хотя считается, что наши предки были куда послушнее нас - “демократичных” людей, это не так. Долгое время существовал обычай казнить некогда почитаемых вождей, если они начинали проявлять признаки некомпетентности или слабости. Такие казни становились настоящим празднеством, прекрасным поводом выплеснуть всю накопившуюся враждебность к “лидерам”.

Еще один механизм агрессии - конформизм - не менее опасен, чем прямой садизм.
Индивид перестает быть собой, полностью усваивает тип поведения, предлагаемый ему общественным шаблоном - стать таким, как все.
“Действовать по приказу” - священный долг конформистов. Морально или физически убивая людей, они руководствуются не жестокостью, а привычкой подчиняться, не задавая вопросов.
Отказавшись от своей личности и превратившись в роботов, они оправдывают себя тем, что всего лишь действуют в соответствии с инстинктом самосохранения.

“Мы часто ощущаем тревожность и стресс, но не понимаем их причину. В жизни неизбежны препятствия и трудности, но мы потратили слишком много сил, чтобы избежать их. Мы ни разу не взяли на себя ответственность, так как это могло привести к неудаче, - считает американский писатель Роберт Грин. - Нам становится все скучнее жить. Механически выполняемая работа не занимает нас, и мы стараемся на что-то отвлечься. По закону убывающей отдачи, мы вынуждены находить все новые формы развлечений. Потому что в одиночестве мы по-настоящему ощущаем ту хроническую скуку, которая постепенно пожирает нас”.

Полвека назад Эрих Фромм утверждал то же самое:
- “Звери в зоопарке при любом уходе и отличной кормежке не находят себе места. Паразитический образ жизни лишает ее всякой привлекательности, так как исчезает возможность для проявления физической и психической активности, а следствием становится скука, безучастность и апатия. Не является ли этот фактор таким же решающим и для человека? Ведь когда мы говорим о ком-то, что это “скучный человек”, то имеем в виду, что в нем есть что-то безжизненное. То же самое относится и к обществу.
Хроническая скука представляет собой одну из главных особенностей современного мира.”

Французский социолог Эмиль Дюркгейм обозначил этот феномен словом “аномия” и пришел к выводу, что именно это явление стало основной причиной роста самоубийств на фоне мощного процесса индустриализации и влияния государственной машины.
Аномия порождает состояние отчаяния и раздражительной усталости, которая - смотря по обстоятельствам - оборачивается против самого индивида или против других.

А одним из главных триггеров агрессии становится зависть.
В подавляющем большинстве случаев индивид (или их группа) объясняют ее чисто материальным фактором, поэтому в итоге все заканчивается “экспроприацией экспроприаторов”.
Но из всех человеческих эмоций зависть - самая хитрая и трудноуловимая. Очень непросто ее разглядеть, когда она служит тайным мотивом действий. Поэтому она так опасна.
В старину мощную зависть избывали путем насилия - к примеру, бог принял жертву Авеля, а Каина - нет, поэтому последний своего брата убил. Аристотель посвятил зависти целый трактат, где сравнил ее с болью. Декарт считал, что “нет больше ни одного порока, который так вредил бы благополучию людей”.
В наши дни индивиды научились скрывать свои истинные чувства. Они не прибегают к прямому насилию - вредят, оправдывая себя тем, что борются с неравенством и несправедливостью, нередко превращая свою неспособность (или нежелание) сделать что-то в позицию “страдающей жертвы”.
Но поскольку зависть - ощущение мучительное, завистники стремятся принижать все хорошее, что есть в мире, в том числе и людей. Ведь тогда получается, что завидовать некому.

“Когда мы читаем или слышим о темных сторонах человеческой природы, наша естественная реакция отстраниться, - пишет Роберт Грин, - Самовлюбленный, неразумный, завистливый, агрессивный - это всегда кто-то другой. Сами-то мы - как почти всегда считаем - руководствуемся исключительно благими намерениями. Если же нам и случается оступиться, то виноваты обстоятельства или другие люди. Мы с огромным рвением бросаем все силы на какой-нибудь план лишь для того, чтобы впоследствии осознать: это чудовищно бессмысленная трата времени. Мы влюбляемся в совершенно никчемного индивида, понимаем это, но остановиться не можем. А потом недоумеваем: почему? То же касается потребности носить маски, скрывающие те формы поведения, на которые с неодобрением косится “племя” и постоянно измерять свою ценность “статусом”. В подобных ситуациях мы ловим себя на том, что невольно встраиваемся в саморазрушительные схемы поведения, которые, похоже, никак не зависят от нас. Как будто у нас внутри поселился опасный чужак, подталкивающий к неуместным поступкам. И этот внутренний незнакомец - существо неуправляемое. Наши предки знали об этой теневой стороне и понимали ее опасность. Они считали ее порождением злых духов и бесов, которых необходимо изгнать. Мы же предпочитаем в качестве объяснения другой миф: “что-то на меня нашло.” Но из темных желаний, которые мы в себе подавляем, формируется теневая личность”.

Любой, кто пытается решить проблему духа и души с позиции материалистической науки, похож на стоящего у подножия горы. Он смотрит вверх, но вершина всегда закрыта облаками, поэтому кажется, что она вообще недостижима.
Но что, если мы сумеем вглядеться и подобраться к истинным причинам человеческого поведения? Что если мы сумеем понять, почему многие оказываются завистливыми или что за необоснованная самоуверенность заставляет их считать себя богоподобными и непогрешимыми?
Если бы мы осознали истоки человеческого поведения, разрушителям было бы гораздо труднее постоянно выходить сухими из воды. Мы умели бы предвидеть их хитроумные маневры и понимать, насколько лживы их “отмазки”. Мы не позволяли бы втягивать себя в войны и драмы. Мы, наконец, лишили бы их психологической власти, так как видели бы их насквозь.
То же касается и нас самих. Что если мы сумеем вглядеться в себя и увидеть истоки наших самых опасных эмоций, понять, как и почему они руководят нашим поведением, зачастую вопреки желанию? Что если мы поймем, почему нас так неудержимо тянет получить то, что имеют другие, или стать “своим” в какой-либо группе - настолько “своим”, чтобы презирать и уничтожать тех, кто к ней не принадлежит?
Что если мы сумеем разобраться, что побуждает нас лгать или неосознанно отталкивать от себя других?

Инстинкт - чисто биологическое явление, а страсти и влечения, коренящиеся в характере, не служат физическому выживанию, но обладают такой же - а иногда и большей - властью, как и инстинкты.
Мы все рождены с мощной энергией, присущей исключительно человеку.
Люди реагируют на энергетику и манеру поведения сильнее, чем на слова.
Признаки эмоций непосредственно прочитываются на лице, быстро и эффективно передавая настроение. Именно эмоции позволяют сплотиться в моменты грозящей опасности и мобилизуют “аварийную энергию” организма - физическую силу, ловкость, выносливость, нередко достигающие такой степени, которой человек и не подозревает у себя.

При этом мы склонны полагать, будто наше поведение по большей части осознанно и управляется нашей волей. Нас страшит мысль, что мы не всегда контролируем собственные поступки. Однако на самом деле это так и есть. Мы - игралище сил, таящихся где-то в наших глубинах. Они управляют нашим поведением, действуя на заднем плане, помимо нашего сознания.
С одной стороны, они составляют основу человеческой заинтересованности жизнью, способности к радости и восхищению, являются материалом, из которого возникают не только мечты и сновидения, но и искусство, мифы, литература и театр... в общем, все, ради чего стоит жить.
Именно страсти волнуют, зажигают, делают жизнь полноценной. Их порывы мы ощущаем когда размышляем, следуем собственному жизненному пути, открывая то, что делает нас уникальными.

С другой стороны, есть “темная сторона”, которая проще, а потому притягательнее. Именно порожденные ею импульсы низводят наше поведение до набора нехитрых защитных поз, заставляют гнаться за мгновенными удовольствиями и развлечениями, выбирать путь наименьшего сопротивления, бездумно перенимать чужие мысли и растворяться в стаде.

К тому же, в индустриальном обществе у индивида нет убеждений - их заменяют лозунги и идеологические штампы, которые он черпает из средств массовой информации.
А как легко стало демонизировать любых “чужаков”, давя на них всей мощью виртуальной толпы! Поэтому предрасположенность к хаосу и насилию только растет.
Единственная ниточка, которая еще связывает индивидов друг с другом - это общие денежные интересы.Но гипертрофированной страсти к накопительству часто (хоть и не всегда) сопутствует садизм. Дело в том, что она имеет тенденцию трансформироваться во враждебность к окружающим - в том числе, к самым близким.

Да и не может человек существовать как простой “предмет”. Он сильно страдает, если его низводят до уровня автоматического устройства, способного лишь к приему пищи и размножению - даже если при этом ему гарантируется высшая степень безопасности.
Ему необходимы приключения и переживаниях. Если он не находит их, то сам создает себе драму разрушения.

Впрочем, по мнению Роберта Грина, “никакое проявление особенной низости или глупости не должно быть для нас поводом к унынию и досаде: мы должны получать в нем просто материал для познания”.


P.S. Уважаемые читатели!

Финские фашисты не ограничились закрытием счетов нашего независимого СМИ, и отобрали у нас офис и единственное жилье. Но мы по-прежнему продолжаем печатать наши статьи и готовим к печати книгу "Постгуманизм". Реквизиты для финансовой поддержки сообщим - как только откроем счет