Кто из нас не попадал – иногда на годы – в гиблые места апатии, морального оцепенения и ощущения ненужности? Это могло быть следствием физического недомогания, длительных неблагоприятных внешних воздействий, усталости и ложных стереотипов, выкачивающих энергию. Но только в эпоху «устойчивого развития» слово «desuetude» стало в прямом смысле обозначать «выйти из употребления». Когда большинство индивидов заняты однообразным повторением ограниченного набора искусственных действий, а оценивают их лишь по «продуктивности», то чем больше внешних «успехов» и социального одобрения, тем быстрее они становятся заложниками скуки. Существует мнение, что цель жизни заключается в том, чтобы найти счастье. Кому из нас не хотелось бы оказаться на солнечной лужайке, спокойно отдохнуть без каких бы то ни было неприятностей и провести беззаботно время?
Но природа, судьба или боги развеивают эту иллюзию и направляют события совершенно иначе. Да и что, если уютных уголков безмятежности вовсе не существует, а есть лишь душевные омуты, где и зарождаются все значимые события? Что, если именно в них формируется и крепнет душа?
Большинство религий и великих преданий учили, что именно душевные омуты становятся той почвой, в которой зарождается смысл. Драматург Эсхил 2500 лет тому назад утверждал, что боги вынесли людям жестокий приговор, при котором только страдания могут привести к мудрости. Древние мудрецы говорили, что религия нужна тем, кто боится оказаться в аду, а духовность - тем, кто там уже побывал.
Человек стоит перед тяжелым, но неизбежным выбором: сетовать на превратности судьбы или вести себя героически.
- «Западная философия всегда различала то, к чему мы стремимся, и ограничения, с которыми приходится сталкиваться, - пишет американский психолог Джеймс Холлис в книге «Душевные омуты». – К примеру, Блез Паскаль считал людей жалкими тростинками, которым безразличная Вселенная постоянно грозит гибелью. Но при этом он называл их мыслящими тростинками, которые поддерживают связь с Космосом. Фауст Гете заявлял о наличии у человека двух душ - одна цепляется за вращающуюся планету, а другая устремлена в небеса. Фридрих Ницше напоминал о том прискорбном дне, когда мы узнаем, что не являемся богами. Люди тысячелетиями жили в одухотворенном мире. Лишь с началом так называемого технического «прогресса» идея души стала считаться слишком аморфной и ее перестали воспринимать всерьез. С точки зрения «рационального» взгляда на мир, главная задача состоит в обеспечении безопасности и прекращении конфликтов – то есть, толерантности. Поэтому большая часть населения «развитых стран» стремится облегчить свое жизненное странствие, принимает упрощенную черно-белую систему ценностей, подчиняясь «решениям правительства» и проецируя собственную неполноценность на окружающих. Оставшиеся же предпочитают быть невротиками, стремящимися избегать, отрицать или воображать себя жертвами, недовольными собой и окружающими. Они становятся злейшими врагами самим себе, так как их одолевает чувство собственной неполноценности, которое не дает покоя. Ведь не испытывая трудностей, человек становится неразумным и инфантильным. А пагубные зависимости, религиозные пристрастия и неврозы являются не чем иным, как формой избегания страданий».
При этом современное лечение сводится либо к психотерапии «по протоколу» либо к чисто медикаментозному. Но хотя эти методы и приносят кому-то определенную пользу, они не учитывают самые глубинные потребности человека - смысл его жизни.
Поэтому любая терапия, не затрагивающая этого таинственного процесса, оказывается поверхностной.
Ведь отказаться от достижения смысла – обозначает не только насилие человека над собой, но и отрицание самой Вселенной.
Четкая определенность, «программа» или «план» - это и есть враг истины. А наши сомнения - не что иное, как форма преклонения перед величием таинства. Мы сохраняем с ним связь лишь благодаря способности вообразить как видимое, так и невидимое, постижимое или непостижимое.
Конечно, мы не имеем возможности познать конечную суть всех вещей, но должны оставить в своем мировоззрении место для доступа эмоционально заряженного образа.
Ведь сакральность (или священность) обозначает нечто тайное, скрытое, неясное, то, что дано нам априори и является вечной истиной.
Мы не можем рационально объяснить это ощущение связи с чем-то глубоким и высшим. Но в каждом из нас сосредоточена огромная, мудрая и естественная энергия, которая должна нас укреплять и успокаивать.
В реальности же она причиняет беспокойство.
Кто из нас не чувствовал своей никчемности? Кто не пытался убежать от жизненных трудностей, но снова был вынужден бороться с ними, полагаясь лишь на собственные ограниченные ресурсы?
Да и само стремление к смыслу оказывается болезненным.
Но можем ли мы удержаться от того, чтобы не искать его?
Джеймс Холлис (как и миллионы людей до него) утверждает - человеческая психика требует, чтобы мы отказались от видимой «ясности», которая якобы «защищает». В противном случае проблемой становится уже не сомнение, а страх перед изменениями, который всегда маскируется под муки и страдания.
Так, наша самая примитивная реакция сводится к выбору «бей или беги». При этом есть большая разница между испугом, тревожностью и страхом. Испуг всегда очень конкретен. К примеру, если человека когда-то кусала собака, то он будет бояться собак. Или обжегшись кипятком, станет проверять любую воду. В основе тревожности лежит как неблагоприятное окружение, так и неопределенность и неизвестность. Мы можем от этой тревоги бежать, но это значит, что мы бежим от самой жизни.
Страх же возникает из-за хрупкости и нестабильности психики. Человек мужественный боится, как и все, но знает - есть нечто более важное, чем то, что вызывает страх. Индивид же с «размазанным» ощущением себя самого действует импульсивно, не обращая внимания на вред, причиняемый им окружающим. И хотя он страдает от постоянно угнетающего его ощущения эмоциональной опустошенности, его чрезвычайно трудно исцелить.
Карл Юнг в своих исследованиях страха вышел за рамки чисто клинической модели. Ему пришлось искать невидимые силы, не подвластные воздействию никаких лекарств, универсальных средств и даже хирургического вмешательства. Исследование множества случаев привело его к осознанию наличия особого психического состояния, которое стало называться «истерией», а позже - «конверсионным неврозом». Причем эти недомогания не были обусловлены биологическими причинами и в большинстве случаев даже не имели объективных причин.
К примеру, каждому из нас свойственны навязчивые мысли, и каждый имеет склонность к тем или иным навязчивым повторениям. Но одержимостью становятся лишь те ложные идеи, которые обладают достаточной энергией, чтобы подавить волю.
И хуже всего, когда человек не осознает свое одержимо-навязчивое поведение. Внешне это проявляется в нервических реакциях – типа поглаживания бороды, постоянного просмотра «новостей» на смартфоне, увлечения фастфудом, «охотой на ведьм» и тому подобное. Навязчивое поведение, связанное с одержимостью, становится замкнутым кругом: «одно и то же, одно и то же». Жесткие рамки, которые индивиды сами себе создали, и в итоге превращают жизнь в тусклое существование, где за масками «успешности» скрываются унижение и ужас.
В период расстройства, связанного с навязчивой одержимостью, индивид бессознательно выбирает «подходящие» ему мысли и стили поведения, которые являются защитой от аномального страха. Он может даже симулировать физиологическое или психическое заболевание. Со временем это переходит в общий стиль и стратегию поведения человека, и он становится воплощением ложных травм. Единственное средство исцеления заключается в ответе на вопрос - от какой проблемы он уходит? Возможно, единственный способ разобраться в истоках своей одержимости – спуститься в ад и пройти все его круги.
Да и какую бы другую психическую структуру мы ни создавали бы для поддержания шаткого ощущения «стабильности» и «безопасности», она является всего лишь защитой от страха - осознаем мы это или нет.
Наша мораль обязывает к ответственности за последствия своего выбора, каким бы бессознательным тот ни был. В Античности выбор, последствия которого человек не предвидел, называли hamartia -«больное воображение». Нюрнбергский процесс возвел это в правовую норму – «то обстоятельство, что какое-либо лицо действовало во исполнении приказа правительства или начальства, не освобождает это лицо от ответственности».
Современная же «либеральная» система правосудия признает возможность уменьшения вины – если это касается лиц, не достигших определенного возраста (по причине «незрелости») или «официально» признанных психически неполноценными. Хотя есть очень много «юридически» вполне нормальных, которые в принципе не могут взять на себя ответственность. Им остается лишь лгать другим и себе, периодически проецируя вину на окружающих. Ну а для всех остальных отрицание (или отсутствие) осознания вины только крепче привязывает к прошлому, лишая всякой надежды на изменение. Тем более, что искупление возможно далеко не всегда. Многое из того, что сделано, исправить уже нельзя.
- «Однажды мне позвонила женщина с просьбой принять ее на консультацию, - пишет Джеймс Холлис. - Перед визитом она прислала фотографию из архива с надписью «Неизвестная из Люблина ведет двух детей в крематорий Майданека». В 1944-году утром она пошла на рынок, чтобы купить овощей. И это оказался именно тот день, когда фашисты проводили свою Aktion. Когда их заталкивали в грузовики, она кричала, что христианка - Nichtjude. Но то же самое кричали все. Людей погрузили в вагоны, привезли в Майданек, выкинули из вагона и построили перед эсэсовцем, который распределял их направо-налево. Большую часть - в газовую камеру, меньшую – «на работу». В критический момент «отбора» женщина выкрикнула еще раз, что она христианка и назвала имя своего отца – известного врача, чьим именем был назван госпиталь в Люблине. Эсэсовец немного помолчал, потом сказал: «хорошо, тебе повезло, ты будешь работать. Но сначала возьми двух детей, доведи до душевой и оставь их внутри, а затем присоединишься к другим». Все прошедшие потом пятьдесят лет женщина помнила то свое состояние: «я не могу вам передать, как я тогда была счастлива, что не попаду в газовую камеру и еще поживу. Я потащила детей. Одна девочка повисла на мне, другую мне пришлось волочь за руку. Когда лагерь освободили русские войска, в нем оставалось лишь несколько сотен еле двигавшихся скелетов, в том числе я. Но с тех пор в моей жизни больше не было ничего хорошего, я потеряла способность любить».
Во многих подобных случаях чувство вины бывает настолько сильным, что люди принимают сознательное или бессознательное решение похоронить себя заживо. Они ходят по кругу, опустошенные, никогда не ощущая ни вкуса жизни, ни ее радостей. И никто из нас не может сказать, как бы он поступил в тех обстоятельствах, в которые попала эта женщина. У многих есть свои воспоминания о случаях безнравственной трусости.
Но если бы нам не было больно, душа была бы уже мертва. Наша психика использует депрессию, чтобы привлечь внимание и указать на то, что где-то в глубине нас кроется ложь. Боль и страдания — явный признак того, что остается нечто живое. Требуется немало мужества, чтобы с должным вниманием отнестись к депрессии, не пытаясь избавиться от нее с помощью медикаментов или отвлечься токсичным «позитивом».
Да и другие «душевные омуты» - тревога, тоска и даже чувство ненужности - это совершенно нормальные реакции на потери или разочарования. Они становится патологическими лишь в том случае, когда их блокирующее воздействие продолжается так долго, что превосходит разумные пределы. Ведь та же «депрессия» в буквальном смысле означает – «подавлять». При этом подавляется не что иное, как жизненная энергия и целеустремленность.
Но в обществе безграничного потребления стремление обрести безграничное же удовольствие считается нормой. Поэтому большинство жителей «развитых» стран повально мучаются от «улыбающейся депрессии». Внешне они неплохо справляются с собой, на словах у них «fine и ok». Но тяжесть на душе не дает почувствовать вкус жизни. Ведь не отвечая на негатив, люди сначала считают себя, а потом и становятся неполноценными.
Ну а массовая пропаганда «стабильности и безопасности» и вовсе исказила реальную жизнь, приведя большинство прямо в ад. Ведь самое адское в Аду - его бесконечность. Мы можем выдержать все, но только не ощущение тупика.
Да и как можно представить себе сущность наслаждения, когда кругом сплошной «позитив» и нет возможности сопоставить его с противоположным ощущением? Одна из причин нашего преклонения перед первооткрывателями, отважными исследователями и людьми, преодолевающими ограниченность человеческого разума, заключается в том, что они являются для нас носителями архетипа героя. То есть, энергетического заряда, существующего в каждом из нас.
Да и любое событие (или рассказанная история) - это энергетически заряженная структура, которая сохраняется где-то в глубине нашей психики. Ее эмоциональный заряд может быть положительным, отрицательным или смешанным - в зависимости от его воздействия на нашу жизнь. И даже если мы уверены, что все окончательно забыто, то какое-либо внешнее воздействие - случайная встреча, запах, звучащая по радио песня, лицо прохожего - вызывает активизацию этой бессознательной энергии. Которая – в свою очередь – приводит к возникновению волны, вступающих в резонанс с общей природной энергией.
Возможно, мы никогда не сможем до конца узнать, какие силы формируют нашу личность и направляют нашу деятельность. Эта невидимая цепь ушла настолько глубоко, что сравнима с попыткой освободить старую лошадь, вращающую мельничное колесо. Всю свою жизнь, круг за крутом и день за днем, она изо всех сил вращала тяжелый мельничный жернов. Мы ее распрягли, прочли ей декларацию о правах трудящихся, а проснувшись на следующее утро, увидели, как эта старая кляча снова ковыляет по той же колее.
Когда нас затягивает в трясину, мы фактически лишены выбора. Но самый серьезный ущерб, который мы можем себе причинить - это приговорить себя остаться в глубине омута. Даже если это устоявшийся мир, где все знакомо и предсказуемо.
В «новой нормальности устойчивого развития» слишком часто приходится тратить свою энергию на решение скучных и неинтересных задач. Поэтому она быстро «пересыхает». Лишь чувства сообщают нам о том, что для нас хорошо, а что - нет. И если наши действия правильны, то мы ощущаем приток новых сил.